— Миссус ждет вас, — все так же спокойно ответил Ба.
— Хорошо, — сказал доктор и повернулся к толпе: — Когда я вернусь, чтобы никого из вас здесь не было.
Под сердитое гудение толпы Алан, а вслед за ним и Ба направились к машине. Балмер открыл дверцу и наклонился. Из толпы раздавались крики:
— Ну конечно! Для богачей у него всегда есть время, но только не для нас!
— Чтобы попасть к нему на прием, нужно иметь роскошный автомобиль.
Ба услышал у себя за спиной звон разбитого стекла. Он обернулся и увидел, что на газон из разбитого окна вылетела настольная лампа. Кто-то швырял кирпичи в окна. Кто-то кидал камни в Ба. Но прежде чем камни полетели в него и в его машину, Ба успел усадить доктора на заднее сиденье и захлопнул за ним дверцу. Затем он вскочил на сиденье водителя, включил сцепление и нажал на газ.
— Какого черта... — попытался было возразить доктор, но в это время в корпус машины с грохотом ударился кирпич.
— Мой автомобиль! — вскричала Миссус. — Зачем им понадобилось портить мою машину?
— Они взбешены, разочарованы и напуганы, — сказал доктор.
Миссус рассмеялась:
— Любого другого, кто произнес бы что-либо подобное, я назвала бы кретином. Но вы, Алан, вы действительно одержимы.
— Чем же?
— Самоотверженностью.
Ба вел машину прямиком в Тоад-Холл. Глядя на завесу ливня, он думал, что ответил бы на вопрос доктора одним словом: Дат-тай-вао.
Глава 32
В Тоад-Холле
Стоя в дверях библиотеки, Сильвия смотрела на Алана, наблюдавшего из высокого окна за вспышками молнии. Сама она предпочла бы, чтобы окна были занавешены. Она всегда боялась молнии — с тех пор, как на глазах у пятилетней девочки Сильвии Эвери из Дурхэма, штат Коннектикут, ударом молнии, всего в двадцати футах от окна ее спальной комнаты, расщепило и зажгло дерево. Она так и не смогла забыть ужас, охвативший ее тогда. Даже сейчас, став взрослой, она не могла спокойно смотреть на грозу.
Алан почувствовал ее присутствие и обернулся. На его губах играла улыбка.
— Как раз для меня, — сказал он, поглаживая отвороты синего халата, который дала ему Сильвия. — Сидит отлично. Вы, должно быть, знали, что я приеду.
— На самом деле это халат Чарльза, — ответила она, выжидая, какова будет его реакция.
Улыбка на губах Алана дрогнула.
— Похоже, он здесь частый гость.
— Сейчас уже не такой частый, как раньше.
В его глазах, мелькнула тень облегчения.
— Скоро ваша одежда просохнет.
Он снова повернулся к окну.
— Моя память по-прежнему изменяет мне. Я мог бы поклясться, что вы говорили мне, будто вновь посаженное персиковое дерево — это то, что справа.
— Я действительно так говорила. Просто оно растет со страшной скоростью и уже переросло все остальные.
Зазвонил телефон. Сильвия подняла трубку.
Это был лейтенант Сирс из полицейского управления Монро, он спросил доктора Балмера.
— Вас, — сказала она, протягивая ему трубку.
Сразу же по приезде в Тоад-Холл Алан позвонил в полицию и сообщил о нападении на его дом. Он заявил, что не намерен требовать наказания виновных, а просто хотел бы, чтобы эти люди освободили помещение и удалились с его территории. Вероятно, лейтенант звонил, чтобы сообщить, что это поручение выполнено.
Сильвия наблюдала за тем, как Алан разговаривает по телефону. Вначале он произнес спокойно несколько слов, потом его лицо исказилось в ужасе.
— Что?! Все, полностью?
Еще немного послушав, он повесил трубку. Когда он повернулся, у него было совершенно серое лицо.
— Мой дом, — прошептал он еле слышно, — сгорел до основания.
Сильвия сжалась как от удара плетью:
— О нет!
— Да. — Алан медленно покачал головой. — Боже мой! Они не знают — то ли он сгорел от молнии, то ли его сожгла толпа. Но так или иначе, дом сгорел дотла.
Сильвия еле-еле справилась с желанием обнять его и сказать ему, что все будет хорошо, что в конце концов все уладится. Она осталась стоять неподвижно, глядя, как Алан возвращается к окну, и ожидая, когда он возьмет себя в руки и успокоится.
— Вы знаете, какие мысли вспыхивают в моем сознании? — спросил он наконец, засмеявшись неестественным смехом. — Это какое-то сумасшествие... Я думаю не о том, что пропала моя одежда, мебель или даже сам дом. Мои пластинки с записью музыки! Мои дорогие старенькие пластинки погибли, превратились в комочки расплавленного винила. Вы знаете, в них заключалось все мое прошлое. Мне кажется, будто кто-то убил часть меня самого. — Пожав плечами, он повернулся к ней лицом. — Хорошо хоть сохранились кассеты с записями — я держал их на работе и в машине. Это, конечно, совсем не то, но...
Что-то в его голосе беспокоило Сильвию с того самого момента, когда они садились в машину во время грозы. Теперь она поняла, что именно: в его голосе явственно слышался бруклинский акцент. Прежде Алан пользовался им шутки ради — теперь же это было неотъемлемой частью его разговора. Вероятно, это стало результатом того страшного нервного напряжения, которое он испытывал последнее время.
— Наверно, вам следовало бы позвонить жене, — сказала Сильвия. — Она будет беспокоиться, если телефон не ответит.
Сильвия знала, что Джинни находится во Флориде, но не знала точно причин ее отъезда. Вероятно, решила, что бурю, разбушевавшуюся вокруг ее мужа, легче будет пережить на расстоянии в тысячу с лишним миль.
— Не беспокойтесь об этом, — сказал Алан, взад-вперед расхаживая по библиотеке и рассматривая корешки книг на полках. — Джинни нечего сказать мне в эти дни. Пусть за нее говорит ее адвокат. Последним ее посланием был пакет документов о разводе — он прибыл как раз сегодня.
«О, бедняга! — подумала Сильвия, наблюдая, как он с деланным безразличием изучает книжные полки. — Этот человек потерял все. Жена бросила его, дом сгорел дотла, он не может даже поехать в собственный кабинет, и в довершение всего ему грозит лишение лицензии на право заниматься врачебной практикой. Его прошлое, настоящее и будущее — все пропало. Боже! Как может он терпеть все это и не молить небеса об освобождении?»
Ей не хотелось жалеть его. Он и сам не предавался чувству жалости к себе и, конечно, отверг бы любые проявления жалости с ее стороны.
И тем не менее она питала к нему именно глубокое чувство жалости. Ее чудовищно влекло к Алану. Она не помнила, чтобы когда-нибудь ее влекло к мужчине так сильно. И вот он у нее дома, и они одни — Глэдис ушла на ночь, повесив одежду Алана в сушильный шкаф, а Ба сразу же удалился в свою комнату над гаражом. Алану теперь некуда было идти, и все моральные препятствия, которые раньше отделяли их друг от друга, — исчезли.