— Но Ба...
— При всем моем уважении к твоему слуге, Сильвия, нужно учитывать, что это просто темный рыбак из народа, в культуре которого важное место занимает поклонение предкам. — Он вышел из-за стола и стоял, опираясь на него, и смотрел на нее, сложив на груди руки. — Скажи мне — видела ли ты хоть раз, как он совершает свои чудесные исцеления?
— Нет.
— Знала ли ты лично кого-нибудь из неизлечимых больных, кто после лечения Алана стал бы совершенно здоровым?
— Нет, но...
— В таком случае будь осторожна! Если что-то выходит за рамки нормы и в то же время этого нельзя ни увидеть, ни услышать, ни потрогать, значит, этого не существует! Оно может существовать только в чьем-то мозгу. И этот кто-то, очевидно, порвал с реальностью и потенциально опасен!
Сильвия не желала этого слышать. Она не могла и вообразить, что Алан представляет опасность для кого бы то ни было. Чарльз просто сорвался с цепи, нападая на любого, кого считает своим соперником.
И все же, что, если он прав?
Глава 30
Алан
Войдя в дом, Алан первым делом налил себе стакан шотландского виски — сорт, который больше всего приходился ему по душе. Пригубив немного, он плюхнулся на кушетку и откинул голову.
Поездка по городу оказалась для него нелегким испытанием. Если бы он не расписал заранее свой путь от дома до приемной и обратно, то и сейчас бы еще плутал по городу. Ему окончательно изменила память. Он был неспособен мыслить! Вот, например, сегодня в кабинете, когда появился человек с искривленной спиной, Алану пришлось подойти к книжной полке посмотреть в медицинский учебник, чтобы уточнить название болезни, которой страдал вошедший, — болезни Штрюмпфель-Мари, известной также как анкилозный спондилез.
"Боже, что со мной стряслось? Почему я не в состоянии держать в памяти даже самые элементарные вещи? Связано ли это с Дат-тай-ваоили на подходе старческий маразм? Кстати, у этих симптомов также есть какое-то специальное название, но я не могу сейчас его вспомнить. По крайней мере, это не рак мозга — на то есть написанное черным по белому свидетельство, полученное мной в рентгеновском отделении Университетской больницы".
Алан закрыл глаза. Он чертовски устал.
Когда он снова открыл их, было уже темно. Но ведь он не мог проспать так долго!
Вскочив на ноги, Алан посмотрел на часы и увидел, что минуло всего лишь полтора часа. Тут послышался удар грома, и он понял, что надвигается летняя гроза.
У входной двери раздался звонок. «Может быть, он меня и разбудил?» — подумал Алан и включил свет. Отворив дверь, он увидел стоящего за ней человека низенького роста, тощего, в потрепанном пиджаке и нервно теребящего в руках свою бейсбольную кепку.
— Доктор Балмер, могу я поговорить с вами? — спросил пришедший, глядя Алану прямо в глаза.
Алан напрягся — у незнакомца был уже хорошо знакомый ему «голодный» взгляд. Но вслух он ответил:
— Конечно. Чем могу быть полезен?
— Я к вам по поводу моей жены, доктор. Она...
Алан почувствовал легкую тошноту.
— Вы сегодня были в моей приемной?
— Да. Но меня не пустили к вам. Видите ли...
— Как вы узнали мой адрес?
— Я ехал из приемной за вами следом.
«Боже мой! Я даже и не подумал об этой опасности», — мысленно спохватился Алан и посмотрел в окно. Грозовой сумрак быстро сгущался, но вспышки молнии высвечивали поток машин, фургонов и пикапов, следующих по направлению к его дому.
— Я вижу, вы явились сюда не один.
Мужчина оглянулся вокруг и был явно обескуражен.
— За мною последовало всего лишь несколько человек. Те, вероятно, подсказали другим. Я собирался подождать, когда вы выйдете из дому, но, увидев, что остальные также едут сюда, решил, лучше зайду к вам первым.
— Сейчас я не могу ничего для вас сделать, — холодно произнес Алан. — Вы понимаете, что здесь сейчас будет? Толпы людей, вытаптывающих газон у моих дверей! Я ведь сказал вам — завтра в пять.
— Я все понимаю, доктор. Но, видите ли, мы с женой живем в Стюарте — это к северу от Палм-Бич, — и она слишком больна для того, чтобы везти ее сюда, так что я подумал, может быть, вы сами приехали бы к нам и осмотрели ее. — Он нервно рассмеялся. — Так сказать, дальний вызов на дом.
Хотя Алан и был уже порядком раздражен, его все же расстрогала история этого маленького человечка, который ради своей больной жены проделал столь долгий путь.
— Я не смогу к вам приехать, — тихо ответил Алан, — по крайней мере сейчас.
Он не мог оторвать глаз от увеличивающейся в размерах толпы близ его дома.
— Я отвезу вас. Об этом не беспокойтесь. Дело-то в том, — голос у него сорвался на стон, — что она умирает, и никто ничего не может для нее сделать.
— Но я правда не могу ехать, — произнес Алан как можно вежливее. — У меня здесь так много тяжелобольных, которых я должен поставить на ноги...
— Вы последняя ее надежда, доктор! Я видел то, что вы делали сегодня. Поверьте, если вы смогли излечить этих людей, то сможете помочь и ей, я в этом убежден!
Группка страждущих уже бежала через лужайку к дому. Грянул гром, и стекла в окнах задребезжали. С минуты на минуту должен был начаться ливень. Алан сделал попытку захлопнуть дверь.
— Простите, но...
— К чертям ваши извинения! — выкрикнул человек, сделав шаг вперед и не давая закрыть дверь. — Вы поедете со мной!
— Но разве вы не видите, что я...
— Вы должны поехать! Я заплачу вам, сколько захотите!
— Дело не в деньгах.
Бегущие люди были уже у самого крыльца.
— Отпустите дверь! — крикнул Алан, пытаясь закрыть дверь.
— Нет! — завопили хором низенький человечек и все те, кто подбежал в эту минуту, — они разом бросились вперед и широко распахнули дверь, оттеснив Алана, да так, что, потеряв равновесие, он отлетел назад и упал на пол.
Но безумцы не остановились у дверей. В слепом порыве, проталкиваясь в дверной проем по двое, по трое, с вытаращенными глазами и искаженными лицами, они ринулись к Алану, вытянув вперед свои жадные руки. Они не собирались причинять ему вред — в их глазах не было озлобления. Но от этого его страх перед ними не шел на убыль. Этих людей уже ничто не могло остановить. Они жаждали прикоснуться к нему, схватить его, потащить его к своим больным детям или женам или к автомобилям, чтобы везти к себе домой, где их уже ждали те, кто нуждается в нем, хочет использовать его, овладеть им хотя бы на минуту или хотя бы на несколько секунд, чтобы только он успел совершить свое чудо. А затем они готовы были вновь отпустить его на свободу, и пусть он тогда идет по своим делам, преследуемый лишь вечными благодарностями.