Черноморский флот в Великой Отечественной войне. Краткий курс боевых действий - читать онлайн книгу. Автор: Мирослав Морозов, Андрей Кузнецов cтр.№ 57

Объем грузов, перевезенных в течение года из Поти в Геленджик, также представлял собой внушительную цифру. В нее вошли 438,9 тыс. т военных и 86 тыс. т народно-хозяйственных грузов, 254,5 тыс. военнослужащих, 428 танков и бронемашин, 897 орудий и множество другой военной техники, обратно было вывезено 74,4 тыс. раненых. Интересно отметить, что больше половины от перечисленного (153,5 тыс. военнослужащих, 387 танков, 569 орудий и минометов) пришлось на 1-й квартал года, когда из Поти в Туапсе прибрасывались части 10-го гвардейского и 3-го стрелкового корпусов. Без этого усиления Черноморская группа войск не смогла бы вести наступательные боевые действия. Начиная с июля, в связи с вводом в эксплуатацию железных дорог и подвижного состава, объем морских перевозок резко снизился, но полностью не прекратился. Морем продолжали доставлять нефтепродукты (как для нужд войска, так и для народного хозяйства), а также снабженческие грузы для планируемых ЧФ десантных операций.

В качестве главной угрозы перевозкам изначально рассматривалась авиация противника. В 1-м квартале в зоне ответственности Новороссийской ВМБ было зафиксировано 2785 пролетов вражеских самолетов, Туапсинской ВМБ – 261 самолето-пролет, Главной ВМБ – лишь единичные случаи. Такая разница объяснялась тем, что в зоне ответственности Новороссийской ВМБ находился плацдарм на Мысхако, и учитывались все удары авиации противника, совершавшиеся по нему. Тем не менее активные действия авиации противника заставили с 18 марта осуществлять все движение на участке коммуникации Туапсе – Геленджик только в темное время суток. На остальных, расположенных далее к югу участках деятельность люфтваффе сводилась в основном к воздушной разведке, осуществлявшейся одиночными самолетами, хотя они и несли бомбовую нагрузку. Из-за ошибки поста ВНОС атакой одного из таких разведчиков 23 февраля в гавани Туапсе был потоплен транспорт «Ульянов» – единственное крупное советское судно, уничтоженное ударом с воздуха на театре в течение 1943 г. В то же время три массированных налета на этот же порт, предпринятых немцами в течение 1-го квартала, результатов не имели.

Во 2-м квартале в связи с проведением операции «Нептун» действия люфтваффе резко активизировались. В зоне НВМБ было учтено 20 698 самолето-пролетов, в зоне ТВМБ – 266, но опять же львиную их долю составляли вылеты истребителей и бомбардировщиков, вылетавшие для действий в небе над Малой Землей. Летавшие на «свободную охоту» в район Новороссийск – Геленджик истребители противника не пренебрегали ударами по катерам и малым плавсредствам, в связи с чем последние понесли чувствительные потери и были вынуждены свести свое плавание в светлое время суток к минимуму. 22 мая при попытке провести днем каботажный транспорт «Интернационал» из Туапсе в Геленджик наш конвой попал под удар 17 Ju87 и по существу был разгромлен. Судно получило попадание двух, БТЩ «Мина» – одной бомбы. Сторожевой катер № 041 затонул, БТЩ «Гарпун» ограничился осколочными повреждениями, и лишь сторожевой катер № 091 остался непораженным. После этого транспорт пришлось отбуксировать назад в Туапсе, а конвой расформировать.

В то же время советская базовая ПВО оценивалась немцами как достаточно мощная, вследствие чего попыток нанесения ударов по портам предпринималось очень мало. Наиболее крупным стал вечерний налет 22 апреля на Поти и Хопи, когда 27 немецких бомбардировщиков (число по данным нашей ПВО; по немецким данным вылетал 71 бомбардировщик, из которых 25 прервали выполнение задачи по погодным условиям) сбросили около 200 авиабомб. Своевременное обнаружение самолетов дозорным тральщиков позволило прикрыть базы дымовой завесой, сделавшей бомбардировку совершенно безрезультатной. 25 июня 14 бомбардировщиков пытались поразить танкер «Иосиф Сталин» в порту Туапсе, но в условиях сильного противодействия ПВО были вынуждены сбросить бомбы с высоты около 6000 м и в цель не попали.

По истечению первой декады июня активность авиации противника резко снизилась. В 3-м квартале в зоне НВМБ было зафиксировано 3299 самолето-пролетов, в зоне ТВМБ – 114, причем в последней зоне вражеские самолеты ни разу не бомбили. Безусловно, это было связано с сосредоточением главных сил 4-го воздушного флота на курском направлении.

В то же время советские документы свидетельствуют, что воздушная угроза продолжала играть ощутимую роль даже после того, как фактически перестала существовать. Это определялось тем, что, несмотря на все попытки советской стороны обеспечить ПВО конвоев на переходе морем, ее организация так и не достигла удовлетворительного уровня. Конвои прикрывались парами истребителей, которые не могли оказать существенного противодействия в случае массированного удара вражеской авиации, отсутствовало наведение своих самолетов по данным береговых РЛС, хотя сами станции в наличии имелись. Так же не была налажена прямая радиосвязь между конвоями, прикрывавшими их самолетами и аэродромами базирования. Вместо перехода к новым, более эффективным способам взаимодействия кораблей и авиации командование ЧФ решило проблему переносом движения конвоев на темное время суток. Чтобы избежать обнаружения самолетами противника, летавшими в прибрежной зоне, конвои Батуми – Туапсе периодически проводились в светлое время по трассам, расположенным на расстоянии 25–30 миль от берега. Оба этих решения создавали благоприятные условия для действий торпедных катеров и подлодок противника. Лишь с 8 августа, после потопления «шнелльботами» буксира «Петраш», переходы судов по прибрежному фарватеру между Туапсе и Геленджиком были перенесены на дневное время либо вторую половину ночи, когда катера противника уже осуществляли отход в свои базы.

Немецкая подлодка U20 в Констанце после 3-го боевого похода в сентябре 1943 г.

Вражеские подводные лодки на протяжении кампании, напротив, продолжали наращивать свои усилия. В 1-м квартале их присутствие почти не ощущалось, поскольку румынские и итальянские субмарины к действиям на наших коммуникациях привлечены быть не могли, а обладавших достаточными боевыми возможностями немецких субмарин имелось всего три. По этой причине в периоды с 8 по 17 января, 27 февраля – 13 марта, 4–9 апреля, 11–19 мая лодки противника в море отсутствовали вовсе. Кроме того, эффективной деятельности на первых порах мешала неопределенность с главной задачей, стоявшей перед данным родом сил. Так, с 1 февраля субмарины были задействованы в несении дозора на линии «Прыжок пантеры», располагавшейся на запад от Новороссийска. Целью развертывания было своевременное обнаружение и нанесение ударов по советским корабельным отрядам, попытайся они высадить десанты в районе Анапы или на Керченском полуострове. Хотя в течение февраля лодки несколько раз обнаруживали наши корабли и произвели по ним ряд атак, никаких успехов достигнуто не было.

В начале марта деятельность 30-й флотилии, куда входили все переведенные на Черное море немецкие субмарины, подверглась критическому разбору главкома ВМС гросс-адмирала К. Денница, который потребовал решительного сосредоточения их усилий на нарушении советских коммуникаций. Со второй половины марта начался новый этап в боевой деятельности подлодок. Тогда же окончательно сформировались и специфические способы их использования на данном театре. Субмарины разворачивались позиционно на всем участке коммуникации от Поти до Геленджика, но центром приложения их усилий стал район между Сочи и Поти. Германское командование полагало, что подводная блокада Туапсе сможет если не воспретить, то по крайней мере замедлить сосредоточение сил для постоянно ожидавшихся новых десантных операций ЧФ. Сами позиции субмарин имели довольно большие размеры (35–50 миль вдоль берега, 25 миль в сторону моря), что позволяло им при возникновении преследования переходить в другой узел коммуникации, не покидая позицию. Днем лодки патрулировали в надводном положении на расстоянии 12–18 миль от берега, осуществляя поиск на морских трассах движения, с наступлением темноты перемещались на прибрежный фарватер. В ночи, когда в этом же районе действовали свои торпедные катера, подходить к берегу запрещалось. В подводном положении на прибрежном фарватере подлодки могли действовать и днем, если своевременно получали данные разведки о движении нашего конвоя. Пересекать 100-метровую изобату не разрешалось из опасения возможного подрыва на противолодочных минах, поэтому сблизиться на дистанцию эффективной стрельбы торпедами лодки могли лишь в определенных местах с большими глубинами. Благодаря такому режиму патрулирования большую часть суток субмарины находились в надводном положении, что позволяло им своевременно получать указания и необходимую информацию из берегового штаба и от самолетов-разведчиков. Во второй половине года в связи с резким уменьшением числа полетов разведывательной авиации на первое место вышел взаимный обмен данными между подлодками на соседних позициях. Этому способствовало и то, что после увеличения в мае-июне численности флотилии с трех до шести кораблей количество одновременно действовавших на позициях лодок выросло до двух-трех. В то же время после ряда экспериментов адмирал Черного моря в августе доложил главкому ВМС о невозможности в сложившихся условиях использовать на данном театре субмарины наиболее перспективным групповым методом.