Не стреляйте в пианиста - читать онлайн книгу. Автор: Александр Штейнберг, Елена Мищенко cтр.№ 16

– Да ничего особенного – естественные потребности.

– Да говори ты яснее.

Кто-то прокричал: «Скажи ты ему, как пишет Кучеренко в своей диссертации – произвел уринацию и дефекацию».

Утром брели на лыжах домой полусонными.

Но самыми запоминающимися лыжными прогулками были прогулки в Репино. Каждую зиму в феврале я брал неделю отпуска и летел в Ленинград. В отличие от летних поездок, я останавливался не в Доме творчества архитекторов, а в Доме творчества композиторов. Там было комфортнее, так как каждому композитору выделялся коттедж. Брат брал себе отдельный домик, и мы проводили в нем все девять дней. Мороз 20–25 градусов, солнце, отличная лыжня в Финском заливе и в лесу с горками. И компания была интересная: Андрей Петров, Юрий Слонимский, Дмитрий Толстой, Борис Тищенко… В общем. как говорят, – террариум единомышленников. Особой неприязнью к коллегам отличался Борис Тищенко.

Композиторы запирались в своих коттеджах и писали музыку, периодически выскакивая на улицу, чтобы посмотреть, никто ли из коллег их не подслушивает. Свободное время они проводили по-разному. Андрей Петров ходил на лыжах по заливу, Дмитрий Толстой развлекал всех историческими анекдотами и разными веселыми историями, которыми он был нашпигован так же, как и его отец Алексей Николаевич. Борис Тищенко пил водку, продолжая писать музыку. По вечерам собирались у Толстого и играли в шарады – игру сложную, интеллектуальную и увлекательную.

В один прекрасный день в Репино приехала Белла Ахмадулина. В столовой она появилась один только раз за завтраком. Немножко поклевав овощи, она пересела за столик Толстого, куда переселились и мы, так как Митя стал развлекать нас всяческими шутками. На второй день пребывания в Доме творчества Белла купила козу и привязала ее около своего крыльца длинной веревкой. Коза отчаянно блеяла, засыпала дорожку шариками и не давала проехать лыжникам. Вскоре Белла уехала. Перед отъездом она отвязала козу и оставила ее нам. Что она хотела сказать этим приобретением, так никто и не понял. Коза, в основном, болталась у подсобного входа в столовую, рассыпая мусорные баки и засыпая все вокруг своими шариками, что вызывало крайнее возмущение нашего дворника. Каким-то образом удалось от нее избавиться.

Я вспоминал свои командировочные поездки в Днепропетровск, Полтаву, Симферополь, Николаев, Тернополь и многие другие города Украины. Но чаще всего я, конечно, вспоминал Киев, где прошла большая часть моей жизни. Город сильно изменился. И вести, которые приходили мне в письмах моих приятелей, тоже пока были не очень жизнерадостными. «На днях в прямом эфире давали мордобой в стенах парламента с дымовыми шашками, бросанием яиц в президиум, сотрясением мозгов (оказывается они у них есть), вредительством различных органов, разбитыми физиономиями, рваными пиджаками. И все это под дружные крики «ганьба» и «геть». Это что касается политической обстановки. В институте, где я проработал много лет, ситуация тоже осложнилась. «Обстановка напоминает поведение людей в условиях военного времени, или, может быть, во время стихийного бедствия. Каждый день непредсказуем, и мы уже привыкли, что все и вся нас постоянно подставляют, заказчики нас кидают, т. е. попросту не платят, и мучают постоянные проверки с пристрастием, явно по коррупционным заданиям». Архитекторы, которые работают в собственных мастерских, жалуются на то, что взятки сильно возросли. «Где те милые времена, когда за бутылку коньяка или колготки можно было получить нужную подпись!».

И несмотря на это, мои коллеги работают, работают и борются со всеми этими трудностями, проектируют и строят много и интересно, преодолевая чиновничьи выпады, взятки и халатность заказчиков, и это меня очень радует. И еще они успевают ездить по белу свету, что в мои времена было большой редкостью. Я получаю письма с массой впечатлений и большим количеством фотографий. При этом моим приятелям не изменяло чувство юмора. Иногда я подключался и давал свои подтекстовки к их фото (например к фотографиям Ржепишевского с Бали):

«На Бали я был счастлив, как слон, в чем вы могли убедиться по фотографиям. Я познакомился с очень интересными обезьянами. Правда они меня заболтали, и я не все понял, так как тараторили они на балийском. Общался с очень добродушным бегемотом. Когда я нырял возле Pingel Reef, столкнулся с электрическим скатом. Он жаловался, что стар, а ему приходится все время всплывать, чтобы перезарядить батарейки. На этих фото еж, каракатица, мурена и омар. Каракатица такая грустная, потому что потеряла свое превосходство и почет, как один из основных поставщиков туши. Ее затмили элементарные фломастеры – так уходит мирская слава! А капитан наш оказался страшным кровожадным корсаром – грозой Индийского океана и Карибского бассейна. Мы его еле удерживали, когда он видел приближавшиеся мирные суда…»

Я старался писать им в таком же стиле, пользуясь воспоминаниями о своих путешествиях: «Вы прислали мне фотки с Цейлона, но на них нет ни одной ступы. Сразу видно, что вы не буддисты. У меня в памяти остались ступы и огромные баньяны, в которых корни растут прямо из веток. Центр Коломбо банальный – площадь Независимости, дворец Независимости (опять эта вездесущая Независимость), здание конгрессов. Зато по дороге в Нигомбо мы вкусили плодов хлебного дерева (по вкусу на хлеб совсем не похоже), посетили знаменитую фабрику Цейлонского чая и сад специй. Там меня сначала обмазали ароматным сандаловым маслом, а потом протерли руку маслом королевского кокоса, от которого якобы активно растут волосы. Когда я заявил, что мне не нужна волосатая рука (у нас она имеет совсем другой смысл), мне намазали голову. С тех пор я ее не мыл в течении всей поездки – результаты вы видели – они в названии моей книги».

Это была переписка с коллегами следующего поколения. Что касается юзов и юзонов, то, к сожалению, «одних уж нет, а те далече». Нету великолепного эрудита Толика Суммара (он же Борода, он же Батя), нет блестящего знатока старого и нового Киева, моего соавтора по конкурсам Юры Паскевича, нет нашего лучшего рисовальщика Володи Тихомирова (он же Волоха), нет изящного любителя начерталки, нэцке и пинг-понга Жени Соболева (Жеки), нет знатока и любителя живописи Виктора Старикова. Так что на нынешнем заседании БЛЮЗа, мне бы пришлось от имени юзов выступать одному.

И все-таки опять тянет в Киев, увидеть город и повидаться с друзьями и коллегами. За это время подросло следующее поколение, и многие его представители стали высокопрофессиональными архитекторами и добрыми друзьями. Я с удовольствием общаюсь с Юрием Ржепишевским, Юрием Самойловичем, Вячеславом Каленковым, Виктором Судоргиным, Сергеем Буравченко, Александром Чижевским, и за ними идет еще следующее поколение. Жизнь продолжается.

Я написал эту книгу о моих теперешних друзьях, и о друзьях, которых уже нет, о шестидесятниках. Они не были диссидентами, они не выступали с демонстрациями, они просто жили в шестидесятые годы и упорно занимались творчеством, насколько это было возможно. Я написал о семидесятниках – архитекторах, которые упорно сражались за каждый квадратный метр жилой площади в своих проектах и всеми силами пытались как-то украсить свои здания, оболваненные в период борьбы с излишествами. Я написал о восьмидесятых, когда архитекторы впервые смогли почувствовать, что они не лишенцы, прибитые сталинским ампиром и хрущевским оболваниванием, а участники мировой архитектуры, отставшие от нее, но семимильными шагами ее догоняющие. Я написал о людях, которые на себе почувствовали все трудности эмиграции.