Не стреляйте в пианиста - читать онлайн книгу. Автор: Александр Штейнберг, Елена Мищенко cтр.№ 15

– Ну и как, получается?

– Еще как. А ты все строишь какие-то перспективы. Кому это нужно? Слушай сюда, и я тебе расскажу, как нужно делать.

– Но вот Микельанджело, Ботичелли и Леонардо да Винчи считали, что в этом есть смысл. Да и русские художники не гнушались хорошего рисунка. Посмотри «Эскизы к священному писанию» Александра Иванова.

– Вот ты опять-таки не понял. Что ты мне все тычешь всем этим антиквариатом? Я предпочитаю современных художников.

– Например?

– Например, Сальвадор Дали!

– Так вот посмотри его альбом повнимательней. Никто так тщательно не относился к рисунку, как он.

– В этом вся твоя ограниченность и вся наша беда, что все учат, учат. Я думал, что приехал в свободную страну. Взял грант и пошел в University of Art. Там какой-то тип преподает живопись, кисть в руках держит как лопату, а тоже учит, говорит, что у меня рисунок хромает. Сам он хромает. А я не растерялся и тут же сунул ему под нос репродукцию Матисса. Смотри-мол, тут все предметы покалечены, а стоит десять миллионов долларов. Он и заткнулся. А ты говоришь «рисунок», то-то! Ты в какой галерее выставился? Я попозже может зайду, посмотрю, что ты там начертил, скажу что можно подправить, чтоб смотрелось как следует, как настоящая живопись. Хотя тебе еще работать и работать.

Выслушав его доброжелательные наставления и назвав ему галерею, я распрощался с этим добродушным молодым человеком, и мы вернулись в OCJAC.

В галерее уже собрались посетители. Среди них бегали два маленьких мальчика (сыновья хозяйки) в белых рубашечках, черных костюмчиках, в ермолочках с лихими пейсиками и с подносами. На одном из подносов были стопки с вином, на другом крекеры, чипсы, печенье и нарезанные яблочки с воткнутыми в них деревянными зубочистками. Таким образом отмечалось сразу и открытие галереи, и Рош Хашана. Основная публика скопилась возле моих «Веселых евреев». Перед ними стояла моя Леночка и что-то рассказывала молодым людям на английском. Мы подошли.

– На этой картине изображены два веселых еврея, немного выпившие по поводу праздника, – говорила Леночка. – Они себя чувствуют раскованно. Один из них играет на скрипке, другой танцует. На нем расстегнутое пальто, жилет застегнут на одну пуговицу, а вторая оторвана. Он что-то поет. Рядом виден шинок, где они подвыпили – это такой местный бар. А весь антураж вокруг этой кампании, вся окружающая обстановка – это штеттл. Штеттл – это маленькие поселки на Украине, в Белоруссии, Молдавии, Румынии, в которых жили евреи, так как им разрешалось жить только в черте оседлости.

– Я это знаю, – сказал один из молодых людей. – Мои грандперентс (дедушка с бабушкой) приехали из штеттл с Украины. Они мне много рассказывали про жизнь в штеттл, про погромы. Только этот штеттл теперь большой с очень трудным названием И-катьелина-славел.

– Ах, Екатеринослав. Так он сегодня называется Днепропетровск.

– Это тоже трудно выговорить.

«Ничего себе штеттл, – подумал я, – с миллионом жителей, третий город на Украине. Очевидно его деды жили в предместьи Днепропетровска, за чертой оседлости».

Мы с ним выпили по рюмочке за Новый год и помянули его дедушку, так лихо разбирающегося в вопросах градостроительства.

После окончания этой выставки, я повесил дома этот холст напротив своего рабочего стола, и он мне напоминал о выставке в OCJAC и о славном штеттл Днепропетровске, куда я с удовольствием приезжал в командировки, и где главным архитектором города был мой коллега и приятель Сергей Зубарев – большой мастер акварельного портрета. Он когда-то нарисовал в Гаграх два моих портрета – один висит у меня дома и сейчас, а второй, как мне рассказала наша коллега – член-корреспондент Академии архитектуры Лера Демина, он экспонировал в Киеве в 2010 году, что меня очень тронуло. Сергей сейчас живет и работает в Германии – разбросало нас время по всему белому свету.

Я смотрю в окно. В Филадельфии выпал снег – первый снег за два года. И какой-то он неуверенный – не ложится на землю, а мгновенно тает. Но он вызывает массу воспоминаний. Вечером мы смотрим по компьютеру «Серенаду солнечной долины», слушаем великолепную музыку Глена Миллера. Вспоминаю, как мы, в 60-е годы, ездили на лыжах по субботам и воскресеньям в Жуляны. Там отличная лыжня и хорошие горки. После четырехчасовой прогулки мы, уставшие, голодные, промокшие, но счастливые заходили в гастроном запасались пельменями (пачка на человека), водкой (бутылка на человека) и заваливались всем кагалом к Людмиле Корчинской, благо она жила рядом на Чоколовке. Сбрасывали мокрые свитера и усаживались за стол. И начиналось застолье с воспоминания (насколько их было меньше нынеших), анекдоты, байки.

Особенным успехом пользовались мои байки про Надю-Крокодила с ее похождениями, описанными выше, и рассказы Корчинской о командировках. Она работала тогда в Гипроводхозе, и ее объекты рассыпались по всему Советскому Союзу. Так что ее гоняли по всей нашей стране от крайнего севера до горячего юга. Например она рассказывала, что по прибытии в Сургут, ее отправили в местную гостиницу, состоящую из двух комнат: одна большая проходная, где жили десять мужчин, а вторая маленькая, от которой ей дали ключи и предупредили – вечером дверь не отпирать. Когда она вселялась, то прошла через мужскую комнату, в которой никого не было. В шесть появились ее соседи и, как она поняла, началась пьянка. Периодически колотили в ее дверь и требовали, чтобы она вышла поддержать компанию. Однако она не отозвалась на это заманчивое предложение. Рано утром, когда соседи подняли шум, она обнаружила, что под дверь ей просунули записку: «Уважаемая соседка! Все мужики кроме меня расходятся в восемь утра. Я остаюсь один. Выходи е… ться. С глубоким уважением Николай». Однако она не откликнулась на этот страстный призыв, дождалась пока ее возлюбленный покинул гостиницу, и в тот же день покинула город, так и не встретившись со страстным и вежливым Николаем.

Вообще сексуальные отношения в простонародье принимают иногда весьма оригинальные формы. После института она работала в Казахстане. В одной конторе с ней работал молодой парень Тимур, который часто бросал в ее сторону многозначительные взгляды, но подойти и поговорить стеснялся. Однажды после работы, когда она шла в общежитие, из кустов выскочил парень с расстегнутыми брюками в явно возбужденном состоянии. Она испуганно бросилась в сторону. Но он тут же прокричал: «Не бойся, я тебя не трону. Это мой брат – Тимур попросил меня показать тебе, как он тебя любит».

Когда открылось Дарницкое метро, наши прогулки перенеслись в Гидропарк, и последующие посиделки проходили у меня дома.

Особенно вспоминались лыжные прогулки с Дмитрием Нилычем Яблонским. Он выводил нас в полночь за город. Полночи мы кружили в поисках хаты для ночлега, привлекая внимание всех местных собак, которые стремились покусать последнего лыжника, что способствовало скорости передвижения нашей колонны.

В один из таких походов мы нашли хату только в два часа ночи и начали разжигать печь. Источники света были весьма слабыми: сама печь и фонарик. Но и в этом освещении мы видели клуб дыма, собиравшийся под потолком. Он начинал постепенно снижаться, угрожая нашему застолью, интеллектуальным беседам и нам самим. Когда дым опустился достаточно низко, так что нельзя было уже подняться, встал Юрий Репин и сказал: «Пойду посмотрю, работает ли дымовая труба». Его не было минут пятнадцать. За это время дым рассеялся. Встретили Юру аплодисментами и поинтересовались, что он сделал.