Рижский редут - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Дыкин, Далия Трускиновская cтр.№ 33

Через несколько часов, обшарив все протоки и никого не обнаружив, флотилия повернула обратно.

– Самый бестолковый рейд, какой только можно вообразить, – сердился Артамон, когда с борта на борт полетел приказ поворачивать к Риге. – Целый вечер толчемся на здоровенных корытах в протоках, где только на яликах ходить. И что-то рановато темнеет, братцы…

– Душно, небо тучами обложено, быть ночной грозе, – сказал Свечкин.

– Быть грозе… – подтвердил кто-то у меня за спиной.

По течению идти стало не в пример легче. Я пошел на нос к канонирам смотреть, как приближаются черные шпили рижских церквей. Вдруг на Карловом бастионе громыхнула пушка. Это был один-единственный выстрел, и он еще не означал приближения противника – он означал сигнал зажигать Московский форштадт.

Когда мы прошли почти весь Газенхольм, предместье уже полыхало.

Вслед за Московским форштадтом вспыхнул Петербуржский, где к сожжению намечались не все дома, а лишь часть. Обыкновенный перед грозой сильный ветер обратился в сущую бурю и понес клубы дыма и горящие щепки прямо на рижские бастионы и равелины. Стало светло, как днем, и жители, стоя на тридцатифутовых стенах, каждую минуту ожидали, что начнутся пожары и в самой Рижской крепости. А коли так – город беззащитен перед вражеским приступом.

Некоторые лодки направились к порту и пришвартовались у Андреасхольма, подальше от горящего Петербуржского предместья. Мы отошли к левому берегу и пережидали эту беду, чтобы ветром к нам не принесло огня. Я задремал и проснулся на рассвете, когда пожар уже стихал – тем более, что по приказу фон Эссена были высланы пожарные команды. Когда же мы вернулись в порт, то узнали скверные новости.

В Рижском замке состоялся военный совет, на коем фон Эссен узнал о себе много любопытного и неприятного. Контрадмирал Моллер, хоть и происходил из лифляндского рода, рижанином себя не считал и имел свою точку зрения на кое-какие здешние безобразия. Шешуков поддержал его. Николай Иванович, собственно, и принес в порт новости, которые вскоре дошли до нас, а именно: в Рижский замок прибыл гонец, посланный курляндским лесничим Ренне неведомо откуда, он-то и доложил о переправе. Явились законные вопросы – где нелегкая носила Ренне после того, как он сообщил фон Эссену о переправе, какого черта он вообще убрался из замка, с какого перепоя померещилась ему очередная несостоявшаяся переправа и почему гонцом своим он избрал местного крестьянина, явившегося на собственном низкорослом коньке. Более того, мы решительно отказывались понимать, где бродил весь вечер Тидеман со своей свитой и казаками. Пройти семь верст вниз по течению, чтобы убедиться в отсутствии вражеской переправы, можно и пешком весьма скоро, а Тидеман был верхом, на хороших конях. То есть уж за два-то часа он мог обернуться!

– Всякие беспорядки бывают на войне, но это уж всем беспорядкам беспорядок, – заключил Сурков. – Будь я на месте маршала Макдональда – послал бы взвод инвалидов к южному мысу Люцаусхольма даже не переправу налаживать, а просто возить взад-вперед бревна на телегах. Этот взвод оттянул бы на себя всю рижскую пехоту, конницу и флот, а тем временем я бы распорядился быстро выдвигать артиллерию и ставить батареи на левом берегу, супротив Рижской крепости и Цитадели! И некому было бы отогнать меня – потому что все канонерские лодки дурью маются у Люцаусхольма!

– Эта нелепость выйдет фон Эссену боком, – добавил Артамон и ведь как в воду глядел!

То, что город зажгли на ночь глядя, было еще не самой скверной промашкой фон Эссена. Дернул его черт с утра отдать приказ объявить, что жители форштадтов могут спокойно возвращаться в свои дома, а потом, когда они таки вернулись, после прибытия загадочного гонца от Ренне – рассылать полицейских и солдат, чтобы гнать обывателей обратно в крепость. И то еще неизвестно, всех ли предупредили. Плохо иное – новости в маленьком городе разлетаются быстро, и рота охраны порта, набранная из горожан, тут же разнесла весть, что никакой переправы не было, что лодки вернулись, даже издали не видав неприятеля, и пожар оказался напрасным. Другое дело, что рано или поздно предместья, очевидно, пришлось бы сжечь, но толпа обыкновенно не видит дальше собственного носа, и к Рижскому замку повалили возмущенные горожане.

Тут сделалось известно, что в Петербуржском форштадте от переменившегося ветра занялись и сгорели дома, которые не были назначены к сожжению и потому жители их не покинули. Непонятно откуда понабежала всякая шваль и принялась поджигать строения с целью пограбить. Меж горящих зданий метались погорельцы, отстаивая свое имущество, завязывались драки, кого-то в суматохе удалось пленить, но не нашлось полицейских, чтобы сдать им преступников, и горожане привели их с собой связанных.

Толпа, разозленная не на шутку, стояла перед воротами на Замковой площади, люди кричали: «Убийца! Поджигатель!». Они были страшны – в грязной одежде, в повязках, прикрывающих ожоги, женщины с ревущими детьми на руках; Боже упаси когда-либо в жизни держать ответ перед такой массой людей! В основном толпу составляли латыши и русские – они-то главным образом жили в предместьях.

Стояли среди них и студенты-волонтеры из Дерпта – гарнизонный госпиталь также сгорел, как и милый моему сердцу храм «Живоносный источник», и юноши эти, воспитанные в покое и довольстве, всю ночь спасали раненых и доставляли их в крепость. Более всего мне было жаль их – они за одну эту ночь поняли, что такое война и как мало значит в ней подвиг человеческой души, если командиры гроша ломаного не стоят…

Фон Эссен к обывателям не вышел – да и потом едва ль не прятался от рижан. Особливо когда стали известны цифры: сгорело около восьми сотен зданий, без крова осталось чуть ли не семь тысяч жителей предместий, немногим меньше, чем население всей Рижской крепости. Убытки от пожара и считать боялись – впоследствии оказалось, что почти семнадцать миллионов рублей.

– Как все нелепо, – сказал я Артамону и Суркову. – А я-то хотел показать вам староверческие кварталы Московского форштадта, сводить вас в Гостиный двор! Нет больше Гостиного двора…

Тут некое воспоминание потревожило меня, да и пропало. За что-то в памяти моей цеплялся Гостиный двор, вернее, что-то цеплялось за него, словно бы рыболовным крючком.

– Скверно вышло с мародерами, – сказал Сурок. – Ну вот куда их теперь девать?

По розыску явилось, что к разграблению домов приложили руку русские плотогоны. Понять, почему так вышло, мы могли. Здоровые мужики оказались без работы, а значит, и без заработка, многие попросту голодали, им даже не на что было вернуться домой, да они и боялись возвращаться без денег. Вот и нашли способ разжиться…

Сурок, в противовес своей язвительности, иногда вдруг бывал не в меру жалостлив, то и дело пытался приютить на судне какую-то живность. Но порой его жалость была такова, что не хотелось давать ей возможность расти и шириться – вот как сейчас. Оттого, что плотогонов пожалел командир двух канонерских лодок, им не полегчает. Кормить за свой счет ораву в три тысячи глоток, коли не более, и похитить из тюрьмы несчастных мародеров мой племянник все равно не может, а все прочее, увы, лишь сотрясение воздуха.