– Потом… баиньки, – пробормотала девочка. – Мы надели пижамки…
– Какая у тебя пижамка?
– У меня зеленая, с Ариэль.
– А у твоей мамы?
– У нее пурпурная. Очень длинная, почти до коленей.
Ди-Ди сделала очередную пометку в блокноте – еще одна деталь, которую можно подтвердить, учитывая, что в стиральной машине нашли именно пурпурную сорочку.
– Так… А потом?
– Я почистила зубки и сходила пи-пи. Две сказки и песенка. Мамочка спела «Пафф, Волшебный Дракон»… Я устала, – заявила она с капризной ноткой. – Больше не хочу. Мы закончили?
– Почти, милая. Ты очень хорошо потрудилась. Еще несколько вопросов, а потом можешь спросить у меня все, что хочешь. Ты бы хотела? Задать мне вопрос?..
Ри молча посмотрела на Марианну, потом нетерпеливо выдохнула и кивнула. Теперь она снова стала девочкой с игрушкой на коленях. И снова затеребила заячьи уши.
– Что делала твоя мама после того, как уложила тебя в постель?
– Не понимаю.
– Она выключила свет, закрыла дверь, что еще? Как ты спала? Можешь описать свою комнату?
– У меня есть ночник, – тихо сказала девочка. – Мне еще нет пяти. Когда ребенку четыре, он спит с ночным светом. Может, когда я буду ездить на школьном автобусе… Но я еще не езжу на школьном автобусе, поэтому сплю со светом. А дверь закрыта. Мамочка всегда ее закрывает. Говорит, что у меня легкий сон.
– Итак, дверь закрыта, ночник включен. Что еще есть у тебя в комнате?
– Крошка Банни, что же еще. И Мистер Смит. Он всегда спит на моей кроватке, потому что я ложусь самая первая, а кошки большие любители поспать.
– Что-нибудь еще помогает тебе уснуть? Музыка, увлажнитель, что-нибудь?
Ри покачала головой:
– Не-а.
– Как зовут моего кота?
Ри хитро усмехнулась.
– Не знаю.
– Хорошо. Если бы я сказала, что эти стулья синие, это была бы правда или ложь?
– Нееет! Стулья красные!
– Правильно. И в волшебной комнате мы говорим только правду, так?
Ри кивнула, но Ди-Ди заметила, что девочка снова напряглась.
Марианна все кружила. Кружила, кружила…
– Ты оставалась в постели или, может быть, вставала? Сделать пи-пи или заглянуть к маме?
Ри покачала головой, но на Марианну она уже не смотрела.
– Что делала твоя мама после того, как ты легла спать? – мягко спросила психолог.
– Мамочке надо делать домашнюю работу. Проверять тетрадки. – Взгляд девочки ушел в сторону. – Ну, я так думаю.
– Ты слышала какой-нибудь шум внизу? Может быть, телевизор или радио? Или мамины шаги? Или что-то еще?
– Слышала чайник, – прошептала Ри.
– Ты слышала чайник?
– Он свистел. На плите. Мамочка любит чай. Мы иногда устраиваем чаепития, и она печет настоящий яблочный пирог. – Голос ее изменился, и сама она казалась тенью себя недавней.
Ди-Ди посмотрела на Джейсона Джонса. Он сидел по-прежнему неподвижно, но черты лица заострились. Да, они выходили на цель.
– Что ты слышала после чайника?
– Шаги.
– Шаги?
– Да. Только… неправильные. Громкие. Сердитые. Сердитые шаги на лестнице. Ох-ох, папочка злится.
Джейсон вздрогнул во второй раз. Ди-Ди видела, как он закрыл глаза, сглотнул, но не произнес ни слова.
В комнате для допросов Марианна тоже сохраняла спокойствие. Пауза затягивалась, и она не вмешивалась. Внезапно Ри заговорила снова, раскачиваясь, теребя уши своей игрушки:
– Что-то упало. Разбилось. Я слышала, но не встала. Не хотела вылезать из постельки. Мистер Смит спрыгнул с кровати и стоял возле двери, но я осталась. Я держала Крошку Банни. Говорила ей, что нам нельзя шуметь. Что нам надо сидеть тихонько.
Секунду девочка молчала, а потом заговорила тихим, высоким голосом:
– Пожалуйста, не делай этого. Пожалуйста, не делай этого. Я не скажу. Можешь мне поверить. Никогда не скажу. Я люблю тебя. Я все еще тебя люблю…
Она подняла голову, и Ди-Ди могла бы поклясться, что девочка смотрит через одностороннее стекло на своего отца.
– Мамочка сказала: «Я все еще тебя люблю». Мамочка сказала: «Не делай этого». Потом что-то разбилось, и я больше не слушала. Я закрыла Крошке Банни уши и, правда, я ничего больше не слышала. И не вставала, правда-правда. Пожалуйста, поверьте мне. Я не вставала.
Она помолчала и секунд через десять, когда Марианна ничего не произнесла, спросила:
– Это всё? Где мой папа? Я больше не хочу быть в волшебной комнате. Я хочу домой.
– Это всё. – Марианна ласково погладила ее по руке. – Ты очень смелая девочка. Спасибо, что поговорила со мной.
Ри едва заметно кивнула. Глаза у нее остекленели, пятьдесят минут разговора совершенно ее вымотали. Поднимаясь, она пошатнулась, и Марианна придержала девочку за плечо.
В комнате для наблюдения Джейсон уже отодвинулся от стены. Миллер первым подошел к двери, открыл, и из коридора хлынул яркий флуоресцентный свет.
– Мисс Марианна? – донесся из комнаты для допросов голос Ри.
– Да, милая?
– Вы сказали, что я могу спросить…
– Верно. Сказала. Хочешь задать мне какой-то вопрос? Спрашивай что хочешь. – Марианна уже поднялась и теперь опустилась перед девочкой на корточки, чтобы оказаться с ней на одном уровне. Микрофон она уже сняла, приемник свисал на шнуре с пальца.
– Ваша мама уходила, когда вам было четыре годика?
Марианна убрала со щеки Ри каштановый завиток.
– Нет, милая, когда мне было четыре, моя мама не уходила.
Ри кивнула.
– Вы счастливая.
Выйдя из комнаты, она заметила стоящего в коридоре отца и бросилась в его объятия.
Они долго стояли, обнявшись. Четырехлетняя девочка крепко обхватила отца тоненькими, как тростинка, руками, и Ди-Ди слышала, как он шепчет ей что-то, бережно поглаживая по дрожащей спинке.
Она могла понять, что Кларисса Джонс одинаково сильно любит обоих своих родителей. И не в первый раз спрашивала себя, почему столь многим родителям бывает недостаточно такой вот полной, безоговорочной любви их ребенка.
Они собрались минут через десять после того, как Марианна уже проводила Джейсона и Ри из здания. Каждый из троих высказал свое мнение.
– В ночь со среды в дом кто-то вошел, – начал Миллер. – Очевидно, у него вышел спор с Сандрой. Малышка Ри думает, что это был ее отец. С ее стороны это, конечно, только предположение. Она услышала шаги и решила, что отец вернулся с работы.