Преодолевая слабость, он встал, нетвердо ступая по скользкому линолеуму, подошел к окну и распахнул раму. Прохладный свежий, почти морозный воздух слегка помог, Левин почувствовал себя лучше, и к нему вернулась способность воспринимать окружающее. В зеркале трюмо отражалось его осунувшееся усталое лицо с похмельными синяками под глазами и двухдневной щетиной на подбородке. Почти незнакомое лицо, которое он стал забывать, находясь на попечении у Ирины.
Оторвав взгляд от своей физиономии, спотыкаясь, он отправился на кухню залить чем-нибудь пересохшую глотку. Утолять жажду пришлось не водой из-под крана, а бутылкой прохладного пива, заботливо возвышавшейся по центру стола. Выпил ее залпом. Внутри что-то зашевелилось, запыхтело, заголосило и гортанно вырвалось наружу, обдав кухню свежим перегаром.
Покореженная водкой энергетика плавно восстанавливалась, и предметы вокруг постепенно обретали привычную расцветку и четкие контуры. Остатки алкогольной интоксикации прямо на глазах оттянул прохладный душ. Тело наливалось силой и жаждало движения. Первым напомнил о себе детородный орган, который неожиданно и, казалось, беспричинно дал о себе знать, но затем, засмущавшись, расстроился и принял обычное безжизненное состояние.
Приняв душ, с трудом позавтракав и, закурив, Левин обратился к наиболее простой на данный момент дилемме – идти за пивом или нет. Посмотрев за окно, он счел, что погода благоприятная для прогулки. Он лениво оделся, похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли деньги и ключи. В этот момент зазвонил его мобильный телефон.
– Да. Слушаю, – недовольно, сквозь зубы процедил он.
– Доброе утро, Андрей Юрьевич, – голос звонившего был хриплым и не сулящим ничего хорошего.
– Утро, Василий Иванович, добрым не бывает, – Левин, узнав Седого сразу же вспомнил вчерашний вечер, отчего у него гулко забилось сердце и задрожали руки.
– Вот и я про то же. Утро сегодня не доброе, а злое. Посмотрел на себя и испугался.
– Я тоже, Иванович, весь опухший. На работу проспал. Влетит от руководства.
– Да ты же теперь, как я понимаю, самый важный здесь. От кого тебе может влететь?
– А если генерал позвонит?
– Я же тебе позвонил. По телефону перегар не передается, и генерал твой ничего не учует. Да и голос у тебя бодрячком, не то что у меня, – вначале Седой захихикал в трубку, а потом болезненно ойкнул.
– Что там у тебя? Проблемы?
– А ты что, ничего не помнишь?
– Нет, – соврал Левин.
– Так мы вчера в самом конце ангишваны
[13]
с какими-то фраерами схлестнулись.
– И что?
– Да ничего. Мы огребли по полной программе. Двое моих корефанов
[14]
на мясницкой
[15]
оказались.
– Не гони тюльку
[16]
.
– Что мне перед тобой понтоваться?
[17]
Мы же теперь свои. Мы вчера пришли на бровях
[18]
и давай бакланить.
[19]
Я даже хотел освежевать скотину.
[20]
– Да ты что, в своем уме?
– Что здесь поделаешь, слетели с катушек.
[21]
Ну вот, только я джагу
[22]
вытащил и решил его в доску пустить,
[23]
как откуда ни возьмись появились два ломовика
[24]
и начали нас класть доверху
[25]
и печенками рыгать.
[26]
Все, подумал, вилы,
[27]
живыми из кабака не выйдем. И представляешь, Юрьевич, появляются дружки.
[28]
Впервые я им обрадовался. Если бы не они, то нас к ногтю
[29]
прибрали бы.
– А! Синичек
[30]
помню. По-моему, сержант и лейтенант были.
– Ты еще их зафаловал
[31]
и потом куда-то исчез.
– Кинуть чепуху мусорам
[32]
– это ж милое дело, – рассмеялся Левин.
– А я же разве говорю, что это мотня порватная?
[33]
Надо всегда капканы мочить.
[34]
Ну ладно, черт с этими дружками. Ты с ними сам разберешься. Мне вот что от тебя надо. Обидели меня ломовики. Дюже обидели. Найти мне их надо позарез. Сделаешь, Юрьевич? Век не забуду.
– А на что они тебе?
– Морковь
[35]
мне нужна. Ой, как нужна морковь. А то что народ обо мне подумает? Слабину дашь и все, будешь в самом низу, у параши находиться.
– Это точно. Наша братва любит парашу пускать.
[36]
Помнится на зоне…
– Какая, Юрьевич, зона. Ты уж мне не компостируй мозги,
[37]
– рассмеялся Седой. – Хотя я тебе скажу, если бы я не знал, что ты чекист, то век воли не видать, признал бы в тебе жида!
[38]