Рука Москвы. Разведка от расцвета до развала - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Шебаршин cтр.№ 40

Задумывается мой книготорговец, грустит. Дела идут плохо. В очередной заход в лавку я обнаруживаю на месте своего приятеля небритую личность. «Уехал Пазуки к брату, не понравилось ему в Тегеране».

Нельзя привыкать к людям — им свойственно неожиданно исчезать.

История в Иране измеряется своим, персидским аршином, у нее особая хронология. Мировые бури, вихри войн и революций, потрясавшие Европу, докатывались сюда приглушенными отголосками, рябили поверхность воды, не будоража глубины.

Для нас, ближайших соседей Ирана, история разделена четкими, навечно проведенными рубежами, и кажется, что, пройдя через них, наш народ обретал новое качество, что полностью перестраивалось его бытие и мироощущение. Это впечатление не вполне правильно, никогда не изменялась жизнь полностью, ощущение всеобщей перемены возникало, создавалось задним числом, но исторические рубежи от этого не утрачивали своей определенности и четкости. Были Первая мировая война и Октябрьская революция, и я еще помню, как старшие, вспоминая о чем-то обыденном, привычном, но навсегда ушедшем, говорили: «до революции», «при старом режиме», «при царе». Ужасным бедствием обрушилась на нас Великая Отечественная, не пощадила ни одну семью, сломала то, что с таким трудом налаживалось в нашей жизни. Этот рубеж навеки врезан в нашу память, в наши учебники, в сознание народа. И мы стали говорить: «до войны», «довоенное время», «во время войны».

Иран был не столько участником, сколько пассивным объектом мировых событий. Монархическая власть с точки зрения ортодоксального шиизма незаконна, править мусульманами могут только прямые наследники имама Али, а в их отсутствие — их представители из числа благочестивейших, достойнейших духовных лиц. Династии Каджаров и Пехлеви незаконны, если это возможно, вдвойне, так как они открыли путь в Иран иноземному влиянию. Борьба с монархией и чужеземным засильем, ее взлеты и падения — вот исторические вехи, понятные и близкие каждому иранцу. Идут кровавые бои на полях Европы, державы Антанты против Германии, Австро-Венгрии. Иран нейтрален, но на его территорию вводятся английские войска и русский экспедиционный корпус генерала Баратова для войны с турецкими силами в Месопотамии. Иранцев не спрашивали, их ставили перед свершившимися фактами, а у последних Каджаров не было ни воли, ни возможности протестовать. Свершилась революция в России — английский корпус генерала Данстервилля идет из Ирана в Закавказье и захватывает Баку, оккупируется закаспийская часть Туркестана с Ашхабадом и Красноводском. Война ведется с территории Ирана, но, разумеется, англичанам не приходит в голову о чем-либо спрашивать иранцев. Откатывается Данстервилль со своим воинством из Советской России в Иран, помогает белогвардейцам готовить силы для продолжения войны. Советская сторона действует энергично и решительно. Майским утром 1920 года на рейде порта Энзели появляется эскадра под флагом наркомвоенмора Федора Раскольникова и штурмом берет город. Англичане и деникинцы в панике бегут. Раскольников наносит дружеский визит иранскому губернатору. Губернатор вежливо приветствует наркомвоенмора, угощает его чаем, ведет мирную дипломатическую беседу и в тот же вечер бежит вслед за англичанами в Тегеран.

Начинает подготовку к войне с Советским Союзом Германия— Иран наводняют немецкие советники, консультанты, специалисты, ученые, туристы. Это с ведома Реза Шаха — он смертельно боится северного соседа, не верит англичанам и, видимо, заранее пытается осторожно поставить на перспективную мировую силу. Вторая мировая война— Реза Шах «отрекается» от престола и вскоре, в 1944 году, заканчивает жизнь в далеком Иоганнесбурге. В Иран вводятся советские и английские войска.

Не могли все эти события не оставить след в народном сознании. Но ни одно из них не превратилось в рубеж, от которого велось бы летосчисление, которое вошло бы в фольклор. Стерлись подробности, забываются даты. Жива лишь уверенность в том, что ни один чужеземец не желает Ирану добра, что они приходят и уходят по своему произволу, не считаясь с иранскими интересами, что иностранцы — носители зла, плетущие вечные интриги, презирающие мусульман. Так привыкли персы к извечному чужеземному засилью, что все события старой и новой своей истории склонны объяснять тайным и явным вмешательством из-за рубежа, боясь и ненавидя чужеземца.

Не только европейцы в этом повинны. До европейцев были тюркские племена, афганцы, турки, а до них монголы, арабы, греки. Шли легионы, тумены, орды, шла врассыпную дикая конница, и все это с неумолимостью горной лавины обрушивалось на многострадальных, миролюбивых, умных персов. Персы шииты, им изначально присуща вера в жестокость мира, в неизбежность страданий и убежденность в конечном радостном торжестве справедливости. История учила персов приспосабливаться, хитрить, выживать под гнетом сильного противника, терпеть, философствовать, ждать своего часа, зная, что он может никогда не наступить. И, пожалуй, есть еще одна особенность у персов — склонность к постоянному тихому бунту, напору на власть, прощупыванию ее на прочность. Ослабевает власть — напор усиливается. То там, то здесь вспыхивают волнения, правительственные силы деморализуются, распадается государственный механизм, возникают энджумены, комитеты, кружки, приходит в движение народная масса. На улицах появляются толпы беднейших жителей — воистину им нечего терять, любая перемена может быть только к лучшему. Женщины в черном, поденщики, мастеровые, носильщики-амбалы, лути, мелкие уголовники, зачинщики всех смут собираются у мечетей, выкатывают ревущим валом на улицы, затопляют город. Бушует народная стихия, через край бьет, мусульманский, шиитский фанатизм.

Но стоит приглядеться ко всему происходящему повнимательнее, и начинаешь обнаруживать, что видимая стихийность прикрывает четкую организованность — толпа собирается по сигналам, недоступным постороннему наблюдателю, шествует по продуманным невидимыми руководителями путям, срывается на вопль по команде и так же по команде умолкает. Как волосок не упадет с головы правоверного, если того не пожелает Аллах, так и ни один перс никогда, ни в 1829, ни в 1979 году, не поднял бы руку на иностранца, если бы не была на то воля сильных мира сего. Фанатичная толпа, исламский фанатизм, фанатики! Как зловеще, беспокояще, одинаково тревожно звучит это слово на европейских языках, и насколько далек вкладываемый в него смысл от действительности. Фанатик — это бородатое существо с налитыми кровью глазами, оно молится пять раз в день и непрерывно бормочет под нос мистические заклинания из Корана, мечтает о героической кончине во имя ислама, с автоматом в руках выискивает неверных, расстреливает их, а раскаявшихся обращает в собственную веру, слепо обожает имама Хомейни и презирает все земное. Есть ли такие люди в Иране? Едва ли.

Шиитам свойствен рационализм, основанный на глубокой, искренней вере в правоту своего дела. Они люди дисциплинированные. Перс — фанатик только в том смысле, что в системе его моральных ценностей жизнь не ставится выше убеждений. Скорее даже и нужна жизнь для того, чтобы не ушло в небытие то, во что верил сам, его отец, деды и прадеды.

То, что называется фанатизмом, явление оборонительное, а не наступательное. Долго, бесконечно долго сжималась пружина народного терпения, и когда свалился невыносимый гнет монархического и чужеземного засилья, она распрямилась. Каждой революции свойственны эксцессы, без этого она не могла бы быть революцией. Истоки эксцессов понять сложно, зачастую невыгодно, и тогда на помощь приходит емкое и мрачное слово «фанатизм».