Рука Москвы. Разведка от расцвета до развала - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Шебаршин cтр.№ 39

«Вы, видимо, не одобряете исламскую революцию?» — спрашивает приглядывающийся ко мне хозяин. Исламскую революцию я действительно не очень одобряю. Мне импонировало народное, антимонархическое движение. Изгнание шаха и позорный конец династии Пехлеви были, как мне казалось, торжеством исторической справедливости. Я с удовольствием, даже со злорадством следил, как метались, потеряв голову, американцы. Но исламизация революции, превращение ее в свою противоположность, избиения молодежи, осатанелый антисоветизм и многое-многое другое мне не нравится. Нельзя вступать в спор на чужой территории с незнакомым собеседником. Улыбка у него ласковая, располагающая, однако на Востоке улыбки и любезные слова не стоят ломаного гроша.

Я отвечаю решительно, насколько позволяет — увы! — чрезвычайно сомнительное знание фарси, что, как советский человек, революционер по воспитанию и призванию, выходец из низов, горячо приветствую революции угнетенных народов против бессовестных эксплуататоров, деспотических правителей и их иностранных хозяев. Набор штампованных фраз приходится читать и слышать так часто, что, к моему удивлению, они вылетают с вполне приличной скоростью, хотя связующие их грамматические звенья явно хромают. Но уж лучше, на мой взгляд, объясняться кое-как, чем вообще избегать общения. Есть люди, которым нравится говорить, и есть те, кто предпочитает слушать. С Пазуки у нас возникли почти идеальные отношения. Он принадлежал к первой категории, я же на время разговоров с ним переходил во вторую, превращался во внимательного слушателя.

Время зимнее. Сидит Пазуки на табуретке за прилавком, заваленным книгами, скучает, в окно поглядывает, но и на улице ничего не происходит. Оппозиция подавлена, взрывы еще звучат, но демонстрации прекратились. Тоска! Появление советского друга — это приятное событие.

Конечно, те, кому следует, предупредили хозяина, чтобы особенно-то уж он не откровенничал, попросили его запоминать, чем интересуется и что говорит русский. Конечно же, Пазуки охотно соглашается. Думаю, делает он это не только в страхе за жизнь — ему-то чего бояться? Родной брат командует гарнизоном стражей в курдском городе Ошновие, жизнью рискует за революцию. Пазуки — энтузиаст и, конечно, не откажется помочь власти. Нашим отношениям это не мешает.

Увидев меня, Пазуки оживляется, угощает крепким чаем в маленьком пузатом стаканчике с сахаром вприкуску. Предлагаемая мною сигарета «Уинстон» вежливо отклоняется — хозяин убежденный противник всего американского, он честно стоит на стороне исламской революции и всерьез воспринимает ее лозунги. Такими людьми вымощены обочины дорог истории.

Интересующие меня книги у любезного исфаганца бывают редко — купил я у него недорого одно из первых изданий «Семи столпов мудрости» Т.Б. Лоуренса и ядовитую критику этих «Столпов» Р. Олдингтона, да «Историю Персии» Дж. Малькольма. Остальное — мелочи для поддержания коммерции, тонкая струйка масла в огонек взаимной приязни.

У меня впечатление, что Пазуки ждет не дождется возможности выговориться, и я задаю ему нейтрально-доброжелательный, тщательно продуманный вопрос.

Хозяин лавки широко улыбается. Разумеется, он может самым доскональным образом объяснить дело, и начинает долгий, эмоциональный монолог, постоянно вопрошая: «Вам понятно?» Я согласно киваю головой — понятно, дескать, и сокрушаюсь про себя, что многие детали до меня не доходят, ниточка рассуждений вдруг обрывается, и я ухватываю ее вновь не сразу.

У персов своя витиеватая и не всегда доступная нам логика, но строится речь, как правило, по принципу: во-первых, во-вторых и так далее.

С чего бы мы ни начинали, разговор обязательно сбивается на темы справедливости — иранской, исламской, социалистической, всеобщей. В лавке уютно, тихо, пахнет книгами, тепло от керосиновой печки. Жестикулирует, подпрыгивает за прилавком востроносый щуплый перс, у него приятный, выразительный голос: «Ислам справедлив. Надо, чтобы люди поняли, что они могут жить в мире и согласии, что нельзя угнетать слабых. Для каждого есть место в огромном мире, и не важно, молится ли человек Аллаху или христианскому Богу. Законы Всевышнего одни для всех, нужно только следовать им. Имам Хомейни мудр и справедлив, его душа плакала кровавыми слезами при виде тех бесчинств, которые творили в Иране шах и американцы. Развращалась, утрачивала человеческие черты иранская молодежь, затаптывались, обращались в прах традиционные ценности. В городских театрах устраивались непристойные представления, наглое вторжение западной дешевой поддельной культуры стало настоящим бедствием. Шахская клика, американские империалисты оболванивали иранский народ, кружили голову блестящими игрушками, покупали мелкими подачками, пытались обратить его в стадо скотов. Ислам всколыхнул народ, пробудил его душу, поднял на борьбу с угнетателями и растлителями. Да, не все еще ладно в новом Иране. Враги революции, империалистические агенты, шахские прихвостни, пытаются повернуть историю вспять. Да, не все законоучители, муллы оправдывают свое высокое положение в обществе. Да, допускают бесчинства исламские комитеты. Да, спекулянты прячут товар, взвинчивают цены. К сожалению, врагов народа приходится расстреливать. А разве ваша революция прошла гладко, без всяких осложнений? Все будет хорошо. Враги убегут из Ирана или будут ликвидированы. Все поймут высочайшую справедливость ислама (она очевидна для каждого разумного человека, но не все еще достаточно разумны), и тогда в Иране воцарится мир и благоденствие. Мы никому не навязываем ислама, но уверены, что народы мира пойдут по нашим стопам...»

Идет время, и голос Пазуки понемногу, почти неприметно утрачивает привычную жизнерадостность. Монологи становятся короче, печальнее.

«Здоров ли брат, не зацепила ли пуля?» — «Спасибо, вполне здоров!»

Не в брате дело. Исламские идеалисты, те, у кого в руках нет автоматов, кто не приспособился к какому-то краю государственного пирога, вступают в полосу тяжких раздумий. «Ислам учит милосердию, братству людей, бескорыстию». Идеалисты не понимают, что сам по себе ислам никого и ничему не учит. Они хотят видеть в нем добрую сторону и сокрушаются по поводу того, что ее не видят или сознательно искажают другие. «Им надо показать истину, и пораженные ее светом заблуждающиеся, невежественные пойдут вслед за имамом Хомейни в царство вечной справедливости». Для идеалистов торжество придуманных ими исламских идеалов — возвышенная цель. Для политиканов, дельцов — а имя им легион — ислам привычная и удобная своей расплывчатостью, универсальностью система взглядов. Применительно к обстоятельствам исламом можно оправдать и злодеяние, и милосердие, и угнетение, и бунт против него, и разрушение, и созидание, и фатализм, и свободную человеческую волю. Строго обязательно для всех мусульман предписывает ислам лишь обрядно-культовые нормы, да незыблема его основа — вера в единого всемогущего Аллаха. Вот и гнет каждый правоверный религию в свою сторону. Трудно смириться идеалистам с неустроенной, бурной, живущей по своим законам действительностью. Народ работает больше, а зарабатывает меньше, пытали мусульман шахские палачи в «Эвине», теперь их пытают другие палачи, льется, как и при шахе, молодая мусульманская кровь по тегеранским мостовым, исчезают по ночам люди, гонению подвергается все, что радует человека.