Очевидец Нюрнберга - читать онлайн книгу. Автор: Рихард Вольфганг Зонненфельдт cтр.№ 49

Когда уже показалось африканское побережье в районе Туниса, корабль вдруг резко изменил курс, так что солдаты покатились по палубе. К счастью, никто не упал за борт благодаря леерам и стойкам. Корабль продолжал разворачиваться, и мы ждали, что нас вот-вот атакует враг. Потом двигатели замолкли. Всего лишь неполадки рулевой машины, сказали нам. Остаток пути мы прошли без происшествий.

Вместо того чтобы идти в Тунис, куда мы и собирались в самом начале, мы направились в Неаполитанский залив, где погрузились на танкодесантный корабль. Нам пришлось взбираться по сеткам для крепления грузов прямо в боевой экипировке, то есть с рюкзаками и винтовками за спиной. Когда я спускался, солдат сверху наступил мне на пальцы левой руки. Пока я пытался заставить его убрать ногу, он наступил мне на правую руку второй ногой. Хорошее прибытие в зону боевых действий!

Нас доставили в «приемку» – так в разговорной речи называли пункт приема пополнений – севернее Неаполя, где мы ждали отправки на фронт. Знойным итальянским летом мы каждый день проделывали по восемь километров до пляжа, чтобы поплавать, там же обедали и возвращались поздно вечером. Мы купались и плавали голышом – солдатское обмундирование не предусматривало плавки.

Итальянские дети и девушки повзрослее приходили на нас посмотреть и комментировали нашу внешность. Еще они продавали апельсины, виноград, оливки, а когда могли, и крестьянское вино. Мы всегда приглашали их попировать вместе с нами, но наши офицеры не давали нам сойтись. Как-то раз, когда человек сто из наших сидели голышом на пляже, вдруг появились два немецких истребителя и открыли огонь. Почему ты чувствуешь себя таким уязвимым, когда ты голый? Даже если знаешь, что рубашки, белье и брюки не остановят пули? Все сразу же инстинктивно бросились в воду и сидели там, выныривая только ради того, чтобы глотнуть воздуха. Чудесным образом никого не ранило.

Ради хоть какого-то разнообразия я вызвался водить грузовик с провизией. Скоро я уже возил не только провизию, но и боеприпасы, на таком же универсальном многоцелевом армейском грузовике на шести колесах.

Ездить приходилось по извилистым и узким дорогам, где часто еле мог проехать и один автомобиль. Некоторые участки серпантина простреливались немецкой артиллерией. Как-то, когда меня обстреляли и я бросил грузовик и спрятался, мне показалось, что смертоносные снаряды знаменитых немецких 88-миллиметровых пушек проносятся мимо меня на расстоянии нескольких сантиметров. Они ударили в насыпь всего в паре метров от меня, и сердце у меня ушло в пятки. Чуть не попали! Опытные шоферы знали, что потом немцы передвинут пушки в другое место, чтобы наши самолеты их не разбомбили. Поэтому мы вздохнули с облегчением и вернулись за руль.

По пути мы проезжали американскую военно-воздушную базу и обычно останавливались там, чтобы купить кока-колу и пончики в хорошо снабжаемом армейском магазине. С этой базы вылетали «Летающие крепости» – «Боинги» B-17, – чтобы сбрасывать провиант партизанам Тито в Югославии, и это задание считалось легким. Еще они летали бомбардировать румынские нефтяные месторождения в Плоешти, или Вену, или даже Южную Германию, и эти задания были уже далеко не простыми. Несколько таких же, как я, шоферов правдами и неправдами напросились полетать на В-17 на месте хвостового пулеметчика, когда задание было легким, и мне тоже не терпелось попробовать, но, прежде чем подошла моя очередь, мне пришлось вернуться в нашу «приемку». Помню, как увидел на базе рекламу компании «Боинг» в журнале «Тайм», которая строила бомбардировщики «Летающая крепость», с подписью «Кто еще боится «Мессершмиттов»?» «Мессершмитт» был самым опасным немецким истребителем. Каждый пилот с базы подписался под этой рекламой, вывешенной на видном месте.

В один прекрасный полдень нам велели собирать вещи и быть готовыми к отъезду в два часа. Нас привезли в неапольский порт, где по грузовым сеткам мы поднялись уже на другой войсковой транспорт. По вездесущим виноградникам мы поняли, что направляемся в Южную Францию, которая была занята за два дня до того. Нам выдали боевые пайки и боеприпасы и прочитали лекцию о том, что мы должны будем делать «на берегу». Вдобавок нам заплатили. На шлюпочной палубе играли в запрещенные азартные игры на деньги, а на одеялах разложили карты для покера и блек-джека. Тысячи долларов переходили из рук в руки.

У Сардинии началось волнение на море. Вместе с нами плыла группа спаги, бородатых солдат из французской Северной Африки, которые привезли с собой коз и женщин. Они разместились на палубе между моей и шлюпочной. Вонь еды, коз, экскрементов и рвоты, которой разило от этого места, напомнила мне худшие дни на «Дюнере». Я остался на шлюпочной палубе, где игры продолжались до тех пор, пока на рассвете не показалась Франция. Берег был совершенно безлюден, не раздалось ни единого выстрела. Мы снова спустились по грузовым сеткам на танкодесантные суда, которые пригнали прямо к берегу. Мы высадились недалеко от Сен-Рафаэля на знаменитой Французской Ривьере. Скоро появились французские женщины, которые стали нас обнимать и целовать. Я немного говорил по-французски и разузнал, что немцы ушли оттуда за несколько дней до того. Личный состав выгрузили с транспортов и на грузовиках отвезли примерно на восемь километров вглубь от берега, где мы разбили лагерь.

Через некоторое время какая-то француженка устроила скандал в палатке капитана. Он видел, как я разговаривал с местными жителями, и потому послал за мной. Только он не знал, насколько плох мой французский, особенно когда пришлось иметь дело с очень возбужденной женщиной, которая говорила очень быстро и с акцентом, совершенно для меня непонятным. Однако чуть погодя я понял, что она пришла жаловаться на то, что ее дочь обесчестили. Я не знал, как по-французски «изнасилование», но все это не предвещало ничего хорошего, потому что по военному уставу, как я помнил, изнасилование каралось смертью.

Капитан попросил меня пойти с этой женщиной и разобраться. Мы пошли к ней домой, в простую лачугу. Там я увидел ее дочь, у которой грудь просвечивала сквозь жиденькое платье. Итак, я приступил к расследованию. «Mais oui, ce soldat americain est entre dans ma chambre» [13] … что-то в этом роде. Что было дальше? «Ах, месье капитан, – сказала она, – он посмотрел на меня, а потом спустил брюки – les pantaloons». Что же потом? Он изнасиловал ее? «О нет, месье капитан, он любил меня». Что было дальше? Он натянул штаны, взял винтовку, надел шлем и ушел.

Все понятно. Да, ясно как день. Я сунул руку в карман, достал бумажник и, наблюдая за ее лицом, одну за другой вынул из бумажника банкноты по сто франков, которые нам только что выдали, новые и хрустящие. Я увидел, как загорелось ее лицо, прежде чем добрался до третьей банкноты, и уже понял, что две вполне восстановят ее честь, уладят дело и спасут одного из моих товарищей от страшной участи. Я протянул ей деньги и почувствовал, что меня тоже приглашают, но объяснил, что мне пора идти воевать.

Я вернулся в лагерь, и командир нашей роты пожелал узнать, что произошло. Женщина подписала заявление, которое составил я сам, где по-английски говорилось, что все это ужасное недоразумение. Таким образом была восстановлена дружба и честь между союзниками. А я стал ротным переводчиком.