Охотники за сокровищами - читать онлайн книгу. Автор: Роберт М. Эдсел, Брет Уиттер cтр.№ 56

Страница

Свою подготовку в качестве хранителя памятников Керстайн прошел во французском Метце. Последние недели января Поузи и Керстайн разъезжали по обледенелым дорогам между штабом 3-й армии в Нанси и городом-крепостью Метцем, доставшимся 3-й армии после кровопролитной битвы. Поузи рассказывал, что во время Арденнского наступления немцы сбрасывали в тыл союзникам солдат, переодетых в американскую форму. Обнаружить обман можно было, только задавая солдатам вопросы на американские темы вроде бейсбола.

Однажды по пути к какому-то лежащему в стороне от главной дороги имению или городу Керстайн услышал за деревьями пулеметный огонь. Поскольку они были еще достаточно далеко от фронта, он принял стрельбу за учения союзников. И только на следующий день узнал, что их на самом деле обстреливали немцы. Поузи оставался невозмутимым, но Керстайну было не по себе. Его утешало только сознание того, что немцы не умеют стрелять метко. Но с тех пор он все равно старался держаться главных дорог.

Так что в январе они ехали по главной дороге. С тех пор как закончилось Арденнское сражение, Роберт Поузи пытался выяснить, куда были вывезены сокровища из Метца. Все, что он мог делать, – это встречаться и разговаривать с чиновниками, секретарями и прочими мелкими служащими, которых разыскивал в городе и расположенном неподалеку союзническом лагере военнопленных. Все главные нацистские воры сбежали домой, на восток. Учитывая, как мало на самом деле знали эти мелкие чинуши, задание было не из простых. Под нажимом они чаще всего могли выдать еще одно имя и еще один адрес человека, который, возможно, располагал более точными сведениями.

Так Керстайн узнал, что на самом деле служба в ПИИА состояла в основном вот из такой тягомотины: находить и допрашивать не желающих ничего рассказывать чиновников, пока наконец не обнаружится тот, кто нужен. Было немного похоже на игру в пинг-понг: Поузи слышал имя, находил человека, получал от него немного информации и несколько новых имен, находил этих людей и задавал им те же вопросы, пока в результате тяжкого однообразного труда ситуация не прояснялась. Ответ почти никогда не приходил из одного источника. Обычно только в результате долгих разговоров медленно, слишком медленно, складывалась общая картина.

Но на действительно важные беседы: такие, как разговор с архивариусом доктором Эдвардом Эвингом, чье имя неоднократно всплывало в чужих рассказах, Поузи приглашал хранителя памятников 12-й армии США Джорджа Стаута. Керстайн вскоре понял, что Стаут, настаивавший на создании службы охраны произведений искусства еще на встрече в музее Метрополитен в 1941 году, был местным экспертом, на которого полагались все остальные. Если что-то нужно было делать, то он один знал как.

Стаут приехал 15 января. Два дня он допрашивал доктора Эвинга, а Керстайн вел запись. Записывать, правда, поначалу было особенно нечего. Доктор Эвинг отвечал тихо и быстро. Немецкая пропаганда давно уже выставляла союзников, и прежде всего американцев, главными варварами и грабителями произведений искусства: мол, они все конфискуют и продадут кому-нибудь подороже. Но с самого начала в ПИИА прозорливо решили не привлекать к работе с памятниками торговцев произведениями искусства, а только профессионалов в области культуры и научных работников. На европейских чиновников обычно производило впечатление то доверие, которое оказывали их сограждане хранителям памятников. Из всех хранителей больше всего доверия вызывал Джордж Стаут. Он излучал знания, профессионализм и искреннюю любовь и уважение к культурным памятникам.

И Эвинг в итоге заговорил. Он объяснил, что в представлении нацистов Метц был немецким городом. Ведь Германии пришлось отдать его французам после Первой мировой войны. На деле все, конечно, было сложнее, но нацисты любили упрощения. Эвинг процитировал Гитлера: «Толпа умеет запоминать только простые идеи, повторенные тысячу раз».

За каких-то двадцать минут Эвинг раскрыл Керстайну глаза на сложности, которые ждали их впереди. За одно предположение, что союзники могут войти в Германию, могли расстрелять или, что еще хуже, отправить на Восточный фронт. Готовиться к такой возможности тоже было предательством. Поэтому историки искусства в Метце только каталогизировали хранившиеся в городе шедевры, но ничего не делали для того, чтобы их защитить. Эвакуация началась только тогда, когда союзники находились уже совсем рядом. Но Эвинг, конечно, не называл это эвакуацией. Он говорил о временном безопасном хранении предметов искусства, которые вернутся в Германию после того, как она выиграет войну.

– Они всегда все отрицают, – сказал Стаут Керстайну после допроса. – Всегда речь о «них», не о «нас». Преступления всегда совершает кто-то другой. Но для нас это неважно. Наша задача не в том, чтобы судить, наше дело – спасать искусство.

Сокровища Метца оказались разбросаны повсюду: их находили в гостинице, в крипте собора, в подземной шахте. Эвинг указывал места на карте города, которую протянул ему Стаут. Керстайн заметил, что сам Стаут оживился при упоминании только одного города: Зигена.

– А что случилось с Гентским алтарем?

Эвинг знал о том, что алтарь забрали, и был уверен, что он все еще в Германии. Вернее всего – в подземном бункере рядом с Кобленцем. Или в резиденции Геринга, Каринхалле. Или в гитлеровском Бергхофе в Берхтесгадене.

– Но, может быть, – сказал он, – алтарь увезли в Швейцарию, Швецию или Испанию. Я, честное слово, не знаю.

Уже позже Керстайн осознал (хотя потом не помнил точно, когда и где его осенило): «Не все немцы одинаковы. Многие никогда не сочувствовали нацистам, но продолжали молчать из страха. Да и нацисты бывают разными. Есть среди них и те, кто присоединился, чтобы выжить, есть карьеристы, есть безвольные последователи принятого порядка вещей. Но есть и те, кто верит искренне, – вот в них-то вся загвоздка. Возможно, мы найдем то, что ищем, только после того как последний истинно верующий будет мертв».

Перед хранителем памятников Джорджем Стаутом лежали изрядно помятые посылки, на одной стоял штамп военной почты: «Доставлено в поврежденном виде». Он взял верхнюю и перевернул. Внутри что-то грозно звякнуло, как будто поломалось в пути. Да, адрес отправления был написан рукой его жены Марджи, но, кроме этого, посылка ничем не напоминала о доме. На штампе стояла дата: начало декабря 1944 года – а на дворе было уже 6 марта 1945-го. Джордж Стаут не сомневался, что до него наконец дошли его рождественские подарки. И это заставило его задуматься о том, как много изменилось за эти три месяца.

Сначала Арденнская операция. Потом прорыв союзников. Невыносимо холодная зима. И, конечно, его перевод в 12-ю группу армий США, командующую всей немаленькой американской армией. И хотя новое назначение потребовало от него покинуть передовую и отправиться во Францию, оно хотя бы обеспечило ему теплую постель. Ну, не такую уж и теплую – всю зиму он проклинал «чертову принципиальность», не позволившую ему забрать себе оставшееся после немцев стеганое одеяло. В любом случае это было гораздо лучше, чем траншеи и землянки, в которых приходилось спать на пути в Германию. Во Франции у него были даже свежие яйца на завтрак и немного трофейного вина к ужину. Назначение в 12-ю группу армий сулило собственный стол, небольшой кабинет и влияние на действия четырех армий общим числом 1,3 миллиона человек – ровно девять из которых были хранителями памятников на фронте.

Страница