Охотники за сокровищами - читать онлайн книгу. Автор: Роберт М. Эдсел, Брет Уиттер cтр.№ 55

И вот комиссия Робертса предложила Керстайну место в ПИИА. Он был рядовым, но комиссия настаивала на его назначении исходя из его исключительных способностей. Керстайн разрывался между «Проектом военного искусства», к которому был привязан, и ПИИА, выполняющему очень важные задания. В итоге он выбрал защиту и охрану памятников. В июне 1944 года Керстайн прибыл в Англию вместе с тремя другими хранителями-новичками и думал, что вот-вот присоединится к отлаженной, безотказно работающей военной организации.

Реальность оказалась совсем другой. Хранители памятников первого призыва либо уже уехали в Нормандию, либо готовились переправиться через Ла-Манш. На базе в Шрайвенхеме толкались гражданские специалисты и представители Службы по связям с гражданской администрацией и населением, но никакого Отдела памятников там не было. Теперь, когда все прошедшие подготовку офицеры были призваны на действительную службу, отдела ПИИА как будто и вовсе не существовало. Оказавшись в Лондоне, Керстайн с товарищами обнаружили, что об их прибытии никого не предупредили, более того, никто из тех, с кем им удалось встретиться, никогда не слышал об Отделе памятников, изящных искусств и архивов. Им было велено ждать, пока не придут официальные бумаги. И армия, озабоченная предстоящей высадкой в Нормандии, тут же забыла про них.

Керстайну удалось связаться с хранителем памятников Джеймсом Роримером, с которым в Нью-Йорке они вращались в одних кругах. Роример писал жене:

«Разве не странно, что такой человек, как Линкольн, автор шести книг и бесконечного числа статей, окончивший Гарвард, основатель «Рога и гончей», директор Американской школы балета и так далее, и так далее, все еще тянет лямку рядового? Хреново – вот все, что можно сказать. С другой стороны, ведь и Сароян рядовой. Но он-то будет военные пьесы сочинять. Конечно, нечего ждать, что всем 10 миллионам человек, если не больше, армия найдет достойное применение. Даже не знаю, что тут важнее – удача, грамотное управление, друзья или связи, – но уж точно одних способностей недостаточно, чтобы найти себе место».

Роример вот уже несколько месяцев вел битву за назначение Керстайна в ПИИА и ничем не мог помочь блестящему, но забытому солдату. Однако у неутомимого Керстайна оказалось достаточно собственных связей, чтобы его перевели во Францию, и даже в Париж, где он все так же дожидался официального назначения. Страдая от безделья, он построил себе кабинет из упаковочных ящиков и каждое утро вставал пораньше и сочинял письма, стихи и статьи для журналов.

И все же его собственная бесполезность мешала ему и постепенно вгоняла в депрессию. Таков был узор его жизни: круговорот периодов лихорадочной активности и всепоглощающей тоски. В течение первых он добивался удивительных успехов в сфере культуры, но все обычно заканчивалось приступами уныния и осознанием утраченных возможностей. Депрессивные состояния стали причиной вечного беспокойства, неспособности уделять постоянное внимание одним и тем же вещам. Он был человеком крупным и неуклюжим, с орлиным носом и внимательным, пронизывающим взглядом – из тех людей, под чьим взором сама собой отшелушивается краска со стен, но в дружбе и веселье им нет равных. Несмотря на свою пугающую наружность, Линкольн Керстайн был неуверенным в себе человеком. Этот внешне грубоватый гений постоянно находился в поиске новых творческих вызовов.

Но осенью 1944 года Керстайн, запертый в ловушке армейской бюрократии, с каждым днем мрачнел все больше, и даже успехи армии союзников, стремительно освобождавшей Европу, его не радовали. С октября он начал засыпать комиссию Робертса гневными письмами. Он сообщал, что ради работы в ПИИА отказался от звания мастер-сержанта, жаловался на то, как тяжко быть рядовым в тридцать семь лет, что «Скилтон, Мур, Кек и я либо доставляем комиссии слишком много хлопот, либо и вовсе забыты. <…> Я лично думаю, что поведение комиссии можно, мягко говоря, назвать жестоким и оскорбительным». Если назначение не ждет его в ближайшее время, писал Керстайн, он не испытывает «ни малейшего желания оставаться в списках сотрудников».

Нельзя сказать, что от этих писем было много толку. Комиссия Робертса и рада была бы отправить Линкольна Керстайна на фронт. Они и сами удивились, узнав, что армейские правила не позволяют рядовым служить в ПИИА. Все это потребовало выработать новые процедуры, которые бесконечно утверждались разными звеньями цепочки командования. И только в декабре 1944 года, спустя шесть с лишним месяцев после прибытия Керстайна в Англию, пришел приказ о его назначении, и 5 декабря он явился в 3-ю армию США на временную службу. Длительная отсрочка еще более разозлила его, когда он обнаружил, как отчаянно хранители памятников из 12-й группы армий нуждались в помощи.

Джордж Стаут, к которому Керстайн когда-то ходил на лекции в Гарварде, прекрасно понимал, какое сокровище – его новый рядовой. Возможно, Стаут помнил и о его недостатках: резких сменах настроения и общей нелюбви ко всему армейскому. Было ли это совпадением или сознательным решением – а зная Стаута, нельзя не предположить, что он все продумал, – но Керстайн получил идеального напарника: хранителя памятников Роберта Поузи из 3-й армии генерала Паттона.

Это была та еще парочка: тихий алабамский архитектор-работяга и маниакально-депрессивный еврейский бонвиван-гомосексуал, хотя и женатый, из Нью-Йорка. Поузи был спокоен, Керстайн – эмоционален. Поузи планировал, Керстайн рубил сгоряча. Поузи все продумывал, Керстайн действовал по наитию – правда, почти всегда гениальному. Поузи из дома присылали только шоколадки «Хёршиз», а Керстайну – копченые сыры, артишоки, лосося и последние номера «Нью-Йоркера». Но, пожалуй, важнее всего было то, что Поузи был солдатом. Керстайна раздражали армейские закостенелость и бюрократизм, а большинство офицеров он считал невыносимыми занудами. Поузи принимал и уважал армию и ее законы. Более того, он даже любил их. (Роберт был ранен в Арденнах, но почти сразу вернулся к своим обязанностям из преданности не столько ПИИА, сколько друзьям – солдатам из 3-й армии.) Сообща эти двое хранителей могли на войне добиться гораздо большего, чем поодиночке.

Объединить их стоило и из практических соображений. Поузи был самым опытным офицером ПИИА. Он понимал, как и что надо делать, и к тому же профессионально разбирался в материалах и строительстве. Но он не был ни начитан, ни разносторонне образован, не говорил ни на одном иностранном языке. Керстайн же прекрасно знал французскую и немецкую культуру, блестяще разбирался в искусстве и свободно говорил по-французски. К сожалению, их пара страдала от существенного недостатка: ни тот ни другой не знал немецкого, хотя Керстайн худо-бедно мог на нем изъясняться.

Никто не сомневался, что для службы в отделе памятников Керстайн более чем профессионален – уж точно профессиональнее стоящего над ним капитана Поузи, но в армии он оставался простым солдатом и должен был выполнять все обязанности рядового: откачивать воду из затопленного подвала, искать намордник для собаки полковника, добывать и привозить фанерную доску, стряпать, рыть туалеты и, конечно, сочинять рапорты и вести документацию. Самым сложным было последнее – каждая страница должна была быть отпечатана в восьми экземплярах, и если кто-то находил в документе опечатку, все приходилось переделывать заново. Но, несмотря на все это, Линкольн Керстайн не унывал. После семи месяцев прозябания в безделье он снова был увлечен, полон энтузиазма и счастлив оказаться на передовой.