Я пересчитываю спасённых щенков. Тринадцать. В математике я не силён, однако это, несомненно, значит, что остался ещё один. Мистера Пушистика я спас первым, но ещё одного редкостного милягу оставил напоследок – маленького игривого пойнтера. Охотничьи собаки вроде него от природы бесстрашны и полны жизни. В этом-то и беда. Пойнтер не может усидеть на месте. Найти его несложно, а вот изловить… Он бегает у Фангу по спине и гоняется за извивающимся усом Монстрозо, лая так задорно, как будто он уже придумал, что будет делать, когда его поймает.
Когда пойнтер меня видит, то решает, что я пришёл поиграть. Каменная крошка и обломки металла, которые сыплются из щелей в потолке, его не смущают. Всякий раз, когда я уже на волосок от него, он проскальзывает в какую-нибудь узкую щель между зловонными телами чудовищ. Плюс в этом один: когда я теряю щенка из виду, он призывает меня громким лаем. Когда я отстаю, он меня поджидает. Ну конечно, мы же играем! Это всё было бы очень забавно, если бы на нас не собирался обрушиться потолок.
Я прыгаю на голову Гротту, королю насекомых. Но Нечеловеку-муравью это не по нраву.
– Я Гротту!
Он тыкает меня своей антенной, бубня что-то о завоевании человечества. И тут у меня появляется мысль. Если вы очень нервно относитесь к тем, кто в детстве обрывал крылья мухам, вам стоит пропустить следующий абзац.
В общей суматохе непросто размахивать катаной, но я ухитряюсь отрубить от антенны кусок размером с добрую палку. Гротту истошно вопит – но антенна скоро отрастёт. Пусть он отвлечётся на неё и хотя бы ненадолго замолчит.
Пойнтер сидит на каменном пузе у Ссерпо, существа, раздавившего Землю, и виляет хвостом. Я трясу перед ним куском антенны:
– Сюда, мой мальчик! Сюда! Смотри, что у меня есть!
Он весь дрожит от возбуждения, быстро-быстро виляет хвостом и принимает обычную собачью позу для прыжка – головой вниз, задом кверху.
– Апорт! – я швыряю антенну за дверь.
Хорошая собачка бежит за палкой. И как раз вовремя. Едва я сам успеваю выбраться наружу, потолок питомника наконец обваливается. Монстры этому явно не рады. Это не столько причинило им вред, сколько разозлило, а они с самого начала были не шибкими добряками. Протиснуться в двери они не могут, но стена вокруг трещит и, похоже, скоро поддастся. Как только они вырвутся в лабораторию, у них будет достаточно места, чтобы попытаться нас съесть.
Я хватаю свои мешки и снова запихиваю в них щенят. Их теперь всего пятнадцать, так что все влезают в два мешка. И тут я понимаю, что кого-то не хватает.
– Эл! Эл! Ты где?
И тут я вижу совершенно неожиданную сцену, которая искупает все мои муки и терзания. Ко мне подходит Слепая Эл, у которой на макушке красуется прилипшая антенна.
– Уэйд! Меня что-то ударило по голове! Кровь идёт?
Я собираю все силы, чтобы не расхохотаться как умалишённый.
– Нет! Всё в порядке. – Она тянется к голове. – Только не трогай это ни в коем случае. Ты нашла выход?
– Нашла! Представь себе, эта операционка адаптирована под людей с ограниченными возможностями. Пара голосовых команд – и пожалуйста, открылся запасный выход!
Она указывает на стену. В нескольких метрах от нас я вижу серый стальной коридор, который под уклоном уходит вниз. Создатель операционки, я бы снял перед тобой шляпу, если бы она у меня была!
– Ты знаешь, куда он ведёт?
Пол дрожит под ногами. Стену питомника прорезают трещины.
– Ты долго ещё будешь задавать вопросы? Не пора ли нам сматываться?
– Думаю, что пора.
Я сую ей один мешок с щенками, сам подхватываю другой, и мы делаем ноги. За нашими спинами рушится стена. Я оборачиваюсь и вижу, как Грогг из Чёрной Дыры и Зутак, Невозможное Существо, застрявшие в проломе, молотят друг друга, словно Эббот и Костелло. Но остальные тринадцать монстров как следует надавливают на стену, и вся эта орава высыпает в лабораторию.
Очередная голосовая команда запирает дверь, через которую мы вошли, и мы бежим всё ниже, ниже и ниже. Туннель, извивающийся, словно винтовая лестница, достаточно широк, чтобы в него можно было затащить любое оборудование. И для монстров место останется.
Мы ещё не в безопасности. Сверху по-прежнему слышится шум, но чем ниже мы спускаемся, тем тише он делается. В какой-то момент гул механизмов, доносящийся снизу, перекрывает грохот. Он теперь звучит приглушённо – как басы из машины очередного придурка, который стоит рядом с тобой на светофоре и не понимает, что далеко не у всех людей такие дерьмовые музыкальные вкусы, как у него.
Мы оказываемся в зале, который выглядит почти так же, как и предыдущий, только без моистров. Я опускаю мешок и даю щеночкам подышать свежим воздухом.
– Секретная лаборатория под секретной лабораторией? Как Щ.И.Т. мог такое упустить'?
Эл прижимает палец к губам:
– Уэйд, помолчи!
– Ну уже нет! Я не буду молчать! Я понимаю, что нанимателей не критикуют и всё такое, но чёрт возьми! Эти умники работают в самой крутой организации на Земле, и они проморгали целую лабораторию? Уж кто-то, а Престон…
Эл прижимает руку к уху и прислушивается.
– Тихо ты, болван! Мы тут не одни.
– Ой.
Даже я, когда замолкаю, слышу чьё-то тяжёлое дыхание. Кажется, будто кто-то приходит в себя после драки. Эл, у которой со слухом всё куда лучше, чем у меня, указывает на кушетку вроде той, что стоят в кабинетах у врачей. Хотя, конечно, это может быть и очень навороченное кресло. На полу за ним виднеется красная лужица.
Я на цыпочках подхожу поближе, держа оружие наготове. Постепенно моему взору предстают две стройные ножки.
О нет.
Эти коленки я узнаю из тысячи. Это Джейн. Она ранена. Я подхожу ещё чуть ближе – и вижу, что та самая красная жидкость течёт у неё из шеи. Почему? Потому что головы на ней больше нет.
И кто же, тяжело дыша, нависает над её бездыханным телом?
Дик.
Он похож на ребёнка, которого застукали, когда он пытался спрятать руку убитой жертвы в вазу с конфетами.
– Это не то, о чём ты думаешь!
– Очень хорошо. Потому что я думаю, что ты склонился над обезглавленным телом Джейн.
– Да, но…
От души говоря, у меня был тот ещё денёк. В такие моменты – когда на душе саднит, потому что ты вспомнил, как погибла твоя собака, да к тому же ты разъярён, потому что любви всей твоей жизни отрезали голову, – в такие моменты, взвиваясь в воздух с катанами в обеих руках, тебе остаётся крикнуть только одно:
– Йи-и-иха!
Глава 27
УДАР ПРИХОДИТСЯ ДИКУ по рукам. Но вместо того, чтобы пронзить плоть, лезвия гнутся. Должно быть, у него под костюмом какая-то гибкая, плотно прилегающая броня. Не беда. Голова у него уязвимая – я помню, как тогда, в переулке, из неё сочилась кровь.