Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика - читать онлайн книгу. Автор: Петр Андреев cтр.№ 65

Первыми пошли помыться офицеры, начальник связи капитан Шило, старший лейтенант медслужбы Гусев, старший лейтенант ветслужбы Батреддинов и лейтенант Ковалев. Ничто не предвещало грозы. Артиллерия, как наша, так и противника, молчала. Наши посчитали, что кустарник надежно скрывает место помывки от противника, но, видимо, немецкие наблюдатели засекли дым от котла, и в то самое время, когда офицеры разделись, на поле вокруг бани стали рваться мины. Одеваться было некогда, попрятались в ровиках, чуть ли не доверху наполненных водой. Когда налет кончился, быстро помылись и стали одеваться. И только теперь обнаружили, что нет лейтенанта Ковалева. Решили, что Виталька – так его звали старшие по возрасту офицеры – попал под мину. Бросились искать и в одном из ровиков – только голова была над водой – обнаружили посиневшего и дрожавшего то ли от холода, то ли от страха Ковалева, привели в палатку и отогрели горячей водой. Ковалев к нам прибыл из резерва, где он находился после госпиталя по случаю контузии. Был он самый молодой, ростом низкий, щуплого телосложения и больше чем на 17 лет не тянул. Пребывание на фронте для него было великой мукой. Он очень боялся и не скрывал этого, а когда его спрашивали: «Виталий, это у тебя после контузии?», он, не задумываясь, отвечал: «Нет, это у меня с рождения».

6 октября, после артиллерийской подготовки, батальоны поднялись в атаку. Когда наша артиллерия перенесла огонь вглубь, было уже светло. Наступающие и обороняющиеся были укрыты плотной дымовой завесой разрывов мин и снарядов. Пулеметный, автоматный и винтовочный огонь сливался в сплошной гул боя. Противник стал отходить. Надо было и нам менять наблюдательный пункт. Меня вызвал начальник штаба, где я в то время находился, и передал приказ командира дивизиона майора Грязнова явиться к нему. Со мною вызвались пойти по каким-то ему одному известным делам парторг дивизиона мл. лейтенант Воинов и, чтобы оказать помощь легко раненному разведчику, ст. лейтенант медслужбы Гусев.

Противник ведет артиллерийский и минометный огонь по атакующей пехоте. Шальные пули пролетают, кажется, у самого уха, но мы уже давно знаем, что уклоняться от «пиф», создаваемых пулей, не надо. Звук пули мы слышим, когда она уже пролетела. До наблюдательного пункта оставалось метров двести. Я шел слева. Правее меня, локоть в локоть, Воинов, а справа – Гусев. Внезапный взрыв мины ротного миномета в одном метре левее меня и одновременно – тупой удар сзади под колено правой ноги. Бессознательно бросаюсь бежать. Делаю несколько шагов, нога подламывается, и я падаю. Оглянулся назад: Воинов и Гусев лежали недалеко друг от друга. Подбежали разведчики с НП. Пока Гусев делал перевязки мне и Воинову, который был ранен в живот, вызвали штабную машину. Боль в ноге появилась уже после того, как я упал. Не знаю, сколько времени нас везли до медсанбата, но хорошо помню, что Воинов за это время не издал ни одного стона. Машина остановилась. Открыли задний борт. Первым уложили на носилки и унесли Воинова.

Когда я развернулся в кузове машины, передо мной предстала панорама медсанбата. На поляне, с трех сторон окаймленной кустарником, разбито несколько палаток, а вокруг них на земле и носилках лежало несколько сот раненых. Подошли санитары и, сняв меня с машины, положили на землю. Одних санитары укладывали на носилки и несли в палатки, других выносили из палаток и ставили носилки, не снимая с них раненых. Подходили санитарные машины. Из них выгружали пустые носилки, а вместо них столько же вдвигали с ранеными. Часа через два подошла и моя очередь. Меня положили на носилки и понесли в одну из палаток. У входа в палатку увидел носилки с мертвым Воиновым.

Пока меня готовили к операции, изучал операционную. Вдоль стен установлено по пять операционных столов – всего десять. Работает конвейер. Два санитара приносят раненых и, сняв с носилок, укладывают на столы. Девушки-медсестры раздевают. Не полностью, а только чтобы открыть место ранения. С меня сняли только брюки и кальсоны. Третья бригада снимает повязки. Четвертая делает обезболивающие уколы. В пятой работает хирург, молодая девушка лет двадцати. Шестая бригада накладывает повязки и шины. Седьмая укладывает на носилки и выносит из палаты. Конвейер работает четко.

Передо мной по ходу конвейера лежал лейтенант, раненный в левый сосок груди. Когда подошли девушки со шприцами, чтобы сделать анестезию, лейтенант сказал, что он не даст себя колоть, пусть режут без уколов. Девушки постояли, подождали некоторое время, но настаивать не стали и перешли ко мне. Пока мне делали уколы, я смотрел, как оперировали моего соседа. Ему дали в зубы полотенце. После я узнал, что это для того, чтобы не сломать зубы при болевом шоке. Хирург взяла из кюветки скальпель. Не примериваясь, двумя быстрыми движениями сделала крестообразный разрез. И тем же скальпелем с усилием выковыряла из ребра или межреберья в подставленную кюветку осколок. Затем поднесла осколок к лицу лейтенанта и сказала: «Вот что ты получил…»

Следующим был я. Мельком взглянув на мою ногу, сказала: «Ранение сквозное, рана чистая. Резать не будем. Сделать перевязку и наложить шину» – и перешла к следующему. Я обрадовался, только пожалел, что зря дал сделать обезболивающие уколы. Забинтовав рану и наложив шину от стопы до головы, меня вынесли на лужайку.

К вечеру того же дня вместе с тремя другими ранеными на санитарной машине меня отвезли в госпиталь. Положили в палату на шесть коек. Пришла врач, отрекомендовалась, что она начальник отделения и ведет эту палату как ординатор. Перевязку назначила на завтра.

На перевязке мне сказали, что осколок был небольшой, имеется два отверстия, входное и выходное, значит, осколка в ноге нет. Осколок прошел справа, так как правое отверстие меньше. Кость, очевидно, не задета. Ранение будем считать легким. На мое замечание, что мина взорвалась слева, мне сказали, что так быть не может, что, очевидно, была и вторая мина, справа сзади. Сделав перевязку, снова наложили ту же шину.

Началась госпитальная жизнь. Утром протирают мокрым полотенцем лицо. Три раза в день приносят еду. Через день носят в перевязочную на перевязку. По этой части все хорошо. Но обслуживают нас сестры и санитарки, молодые девушки. Ранение у меня в бедро. Кальсоны надеть нельзя. Лежу в одной рубашке. При перевязке девушки работают в непосредственной близости от интимных мест. Кроме того, у человека есть и естественные потребности. Все это меня сильно угнетало, и я упросил врача снять с меня шину. Я рассчитал, что, когда с меня снимут шину, попрошу кальсоны. Разорву одну штанину, и тогда можно будет делать перевязку, не снимая кальсон. А если удастся выпросить костыли, то смогу и в туалет ходить. Врач сдалась. В туалет стал ходить, а вот на перевязке кальсоны все же приходилось снимать, что для меня было тяжелым испытанием.

Мой сосед по койке, казах по национальности, перевязки переносил спокойно. Он даже превращал это действие в шутку. Запомнилась одна из его шуток. Ранение у него было тоже в бедро, только так высоко, что перебинтовывать мешали половые органы, и при каждом витке бинта сестре приходилось их отворачивать. И вот однажды, а нас всегда носили на перевязку в одно время, сестра попросила: «Садыров, придержи-ка его, он мне мешает». И тут же ответ Садырова: «Доктор, да отрежьте вы его! Он мне уже шесть лет мешает». И все сестры залились смехом.