Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика - читать онлайн книгу. Автор: Петр Андреев cтр.№ 64

Вторая – это то, что мы упустили случай запастись продовольствием и винами.

Кроме склада продовольствия, недалеко от него кто-то нашел склад вин. Мы видели потом, как туда без гимнастерок и сапог бежали солдаты и возвращались с охапками бутылок. Мы тоже было собрались туда сходить, но солдат, принесший нам несколько бутылок вина, с этикетки которой улыбался широкобородый дед, рассказал, что командир дивизии, узнав об устроенном на складе погроме, выслал туда офицерский наряд. Офицеры, видя, что просто так обезумевших солдат не остановить, стали стрелять над головами бегущих. А когда и это не оказало действия, стали стрелять уже в упор. Но и это не остановило любителей выпить. Люди лезли в склад через двери и окна и через тела убитых. Разбивали бутылки, и десяти– и двадцатилитровые, чтобы найти вино покрепче. Рассказывают, что вина было налито чуть ли не по щиколотку. Тут же валялось и стекло от разбитых бутылок. Но люди не обращали на это внимания и лезли туда даже босыми.

А мы, выпив принесенное нам вино «Дед» и закусив поджаренными сырками и шпротами, установили стереотрубу и наблюдали немецкий берег Буга. Виден был железнодорожный мост через Буг, взорванный вместе с шедшим по нему составом. Расстояние было такое, что даже без бинокля было хорошо видно людей на том берегу. Немецкие солдаты, так же как и мы, ходили по берегу без маскировки. Оружие всех видов молчало.

За освобождение Бреста 29-й и 37-й стрелковые полки и наш 31-й артиллерийский полк были награждены орденом Красного Знамени, а 32-му сп присвоено наименование «Брестский».

После взятия Пинска 61-я армия была отведена в резерв. В наступлении на Брест участвовал только 9-й гвардейский корпус, куда входила наша 12-я гвардейская стрелковая дивизия.

Весь день стоим у Брестской крепости. Приказа дивизионам занимать огневые позиции нет. Откуда-то проникают слухи, что 2-й Белорусский фронт – а мы находились на правом крыле 1-го Белорусского и граничили со 2-м Белорусским, продвинулся далеко вперед, угрожая окружением немецкой группировке, стоящей теперь перед нами за Бугом. Поэтому немец ведет себя тихо и скоро, вероятно, начнет отступать дальше.

Вечером поступил приказ «По машинам!». Двинулись на северо-восток и остановились только в районе Белостока. Дивизия выведена из боев в резерв. Это значит – впереди получение пополнения и учеба.

Два месяца без боев прошли незаметно. Учеба, несение караульной службы, приведение в приемлемый вид обмундирования. Время пролетело так быстро, что в памяти не осталось ничего сколько-нибудь заметного.

В первых числах августа – погрузка в эшелоны. Везут на северо-восток. Едем не торопясь, с остановками на станциях. Иногда с большими. На железнодорожной станции Бологое стояли так долго, что офицерам разрешили сходить за несколько километров на рынок в Бологое. Вернувшись, они много рассказывали об увиденном. Всех поразило, как женщины, совершенно не смущаясь, пытались, по одному конечно, увезти офицеров домой. Обещали и вино, и закуску, и «все, чего захочет». Так рассказывали побывавшие в Бологом.

После Бологого нас привезли в Осташков. Весь день любовались красотами природы. Небольшой городишко на высоком берегу чудесного озера. Ночью двинулись дальше. Прошел слух, что едем во Псков, но недалеко от Пскова разгрузились и пошли на запад. 61-я армия была передана 3-му Прибалтийскому фронту. Немцы же были где-то недалеко от Рижского залива. Шли без приключений. Самолеты не беспокоили.

В бой вступили чуть западнее Лигатне. Дивизия наступала на Сигулду, город в 40 километрах северо-восточнее Риги. Противник, сначала отступив, на подступах к Сигулде оказал сильное сопротивление.

Дивизия рассредоточивается. Батареи дивизиона занимают огневые позиции. Мы, разведчики и топоразведчики, идем на наблюдательный пункт. На пути фольварк. Дом и надворные постройки от боев не пострадали. Решили зайти в дом, время у нас было. Большая комната с богатой отделкой. Паркет. Полированная мебель. Рояль. В центре комнаты – большой круглый стол. Диваны и кресла с резными спинками и ножками. На полу лежат картины, целые и порванные, в рамах и без них. Обивка диванов и кресел красной кожей сорвана или порезана на мелкие ленты. На столе стоит огромных размеров фарфоровое блюдо, накрытое картиной. Поднимаю картину. На блюде – человеческие испражнения. Кто-то поднял крышку рояля и выругался. В рояль тоже было насрано. Так нищие дикари принимали культуру и богатство.

Шел четвертый год войны. До этого мы шли по своей территории. Война проходила по деревням. Основная масса солдат, да и офицеров тоже была из деревень, и подобной роскоши они никогда не видели. Для них было обыденным, когда во всей деревне не было ни одной уборной или бани. Когда вся семья ютилась в одной крохотной хате с земляным полом и одними нарами без постельных принадлежностей на всю семью. Это было в порядке вещей. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь кого-нибудь осуждал за скотскую жизнь нашего населения. Но вот люди увидели другую жизнь. И так ее приняли наши солдаты. Дальше я напишу, как я, не сдержав себя, ударил офицера, громившего дворец.

Не могу не отметить еще одно важное для нас событие того дня. Покинули фольварк и только подошли к одиноко стоящему на скошенном клеверном поле сараю, как противник встретил нас залповым огнем. Метрах в сорока от нас, при первых разрывах, из-за валка клевера высоко подскочил заяц и тут же упал. Как только минометный налет кончился, я отправился, чтобы его подобрать. Заяц был без головы и хвоста и казался не менее пуда весом. Осколком ему начисто отрубило голову по шее и хвост. Других ранений не нашли. Мы были голодны, и заяц оказался кстати. Тут же его ободрали, разложили в сарае костер и устроили пир.

И еще одно отступление. На маршруте нашего движения по латвийской земле меня поражало, как отличалась жизнь латвийских крестьян от наших. Что мы видели в наших деревнях, думаю, каждому известно. То же, что есть и теперь, только помноженное на военную разруху. У латышей, которые за короткое время вхождения в Страну Советов еще не вкусили всех прелестей колхозной жизни, все было по-другому. Ухоженные пашни, сенокосы и пастбища, часто окаймленные живой изгородью из подстриженного кустарника. В хлевах по пять-семь коров. Солдаты рассказывали как сказку, что, когда хозяйку дома попросили их покормить, она сказала, что сама бедная, у нее только пять коров. Солдаты не могли понять, почему у нас всех, имеющих двух коров и больше, раскулачили и сослали в Сибирь или на Север, а у латвийских бедняков по пять коров и больше. И еще меня поразили их собаки-пастухи. В то время как у нас в качестве пастухов используют детей, у них пасут собаки. Шотландская овчарка гонит скот на пастбище, весь день пасет, не выпуская за границы выгона, а вечером пригоняет домой.

Пока не наступили затяжные бои, военфельдшер дивизиона ст. лейтенант медицинской службы И.М. Гусев решил организовать помывку личного состава, и старшина управления дивизиона ст. сержант Защепин организовал баню.

Восточнее фольварка был кустарник, за ним убранное овсяное поле. На нем установили палатку, сшитую из пяти солдатских плащ-палаток. Установили на кирпичах бочку с вырубленным в боку отверстием. Вода была рядом – кто-то еще раньше выкопал несколько ровиков для укрытия, а поскольку место было низкое, то ровики заполнились водой. Ею и воспользовались устроители бани.