Царь Гильгамеш - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Володихин cтр.№ 26

Отсюда — совсем недалеко до Лазурного дворца. Апасуд и Бал-Гаммаст с детства знали чуть ли не каждый дом в квартале. Вот — пышная резиденция Горта Ламана, агулана гильдии лекарей. Когда матушка царица хворала, его приглашали во дворец. Раз или два на памяти Бал-Гаммаста. Лекари государыни, да и самого Доната, кланялись Горту Ламану в пояс, признавая его первенство. Когда ему было всего двадцать солнечных кругов, будущий агулан поставил на ноги одного золотых и серебряных дел мастера. Родня было сочла его мертвецом, а Горта Ламана приняла за злого колдуна, хозяина мертвых тел. Говорят, его связали и приволокли к самому первосвященнику, отцу Самарту. Тот посмотрел на лекаря, посмотрел на толпу испуганных родичей мастера и сказал всего одну фразу: «Уймитесь и заплатите сколько положено!» Ныне дом Горта не уступает жилищам эбихов. Стена, огораживающая двор, выкрашена в синее и зеленое — цвета порядка и милосердия, их любят в этом квартале. А за нею виднелись верхушки кустов с роскошными белыми розами.

Чуть дальше — длинное двухэтажное здание приюта для бездомных стариков. Его построили пятьдесят солнечных кругов назад и отдали на иждивение Храма. А еще через тридцать пять солнечных кругов Апасуд, Бал-Гаммаст и их сестричка Аннитум, переодетые в простое бедное платье, задирали лекарских детей. Кончилось это совершенно неправильно. Аннитум полетела в канал — ее бить не стали, потому что девчонка. Апасуд убежал. Правда, не сразу. Больше всего досталось Бал-Гаммасту, но он до сих пор не забыл, что одному все-таки дал как следует в ухо. Просто по-царски одарил…

— Балле! Ты помнишь, как она вылезает, вся мокрая, сердитая…

— Ну да. А на плече — здоровая жаба.

Сегодня лекари со своими семьями, слугами и учениками вышли на улицу и кланялись солдатам…

Тявкая нить армии вязала широкие петли по столице, словно струя воды, стекающая по неровному камню.

Дальше был квартал цирюльников. Стригли и брили они прямо на улице, а убирали тут всего раз в две седмицы. Войско вступило на живой ковер из человеческих волос. Солдаты брезгливо морщились, опасаясь подхватить вшей. Звонкие удары копыт в сухую землю сменились осторожным шорохом. Как будто гигантские кошки мяконько ступали по траве, вынюхивая добычу.

Потом — корчемный квартал полдневной четверти Баб-Аллона. До вечера еще далеко, так что народу тут было не много.

Потом — квартал дворцовых гончаров.

Потом — площадь и храм полдневной четверти. У стен посажены кипарисы — молоденькие, еще совсем низкие,

Потом — квартал рыбаков. Опять вонища.

Потом — бит убари суммэрким. Совсем маленький, потому что людей суммэрк в столице не любили. Сплошная, длинная, извивающаяся вместе с улицей стена, тут и там прорезанная узенькими проходами внутрь, и никаких окон… Похоже, местные жители отлично знают старинное искусство — как лепить улыбки из глины.

Потом квартал медных дел мастеров.

Квартал красильщиков. Храм здесь новенький, очень красивый.

Квартал с казармами для копейщиков.

Квартал писцов.

Квартал храмовых училищ. Здесь кто-то затянул старинный, полузабытый гимн аггант, каким и положено встречать победителей. Неровные, подобно лезвию плохо заточенного ножа, ломающиеся голоса мальчиков и юношей, у кого-то слишком высокие, совсем детские, а у кого-то басовитые, гудкие, честно вытянули аггант до самого конца. Надо же, помнят… Кое-кто с завистью поглядывал из толпы на Бал-Гаммаста: не старше нас, а гляди-ка, на войну его взяли! А вон там, чуть дальше, — стайка девушек. У них в очах совсем другой интерес.

Квартал вольных гончаров.

Квартал городской стражи.

Квартал храмовых тамкаров.

Квартал…

— Я устал, Балле. Хорошая мысль была когда-то про эту дорогу, но уж больно долго мы бредем. Жарко. В такое время надо быть под крышей. Наверное, такова царская мэ — терпеть все, что положено. Конечно, мы вытерпим.

Про мэ государя у Бал-Гаммаста в голове водились совсем другие мысли. Но решать выпало брату. Пусть будет так.

— Что за мысль? Ты про что, Аппе?

— Матушка объяснила мне еще давным-давно… Царь должен ехать впереди всех и без охраны… по самым странным местам. Не знаю, как тебе получше объяснить… Царь должен кое-что показать. Он не боится грязи, вони и не брезгует проехать по кварталу кожевников и рыбаков. Он равно ценит и храмовых работников, и дворцовых, и вольных. Он не опасается беды от злой земли того квартала… где…

— …где сейчас осадные дворы, ты хочешь сказать? — Да. Царь едет по самым богатым и по самым бедным улицам, потому что тамкар или эбих — такие же люди в его руке, как и нищие. Он проезжает мимо домов ученых и неученых людей, военных и невоенных, он пересекает кварталы своего народа и чужеземцев…

— Тебе так об этом рассказали? Аппе, мне отец говорил иначе. Чуть-чуть иначе.

— Что тут может быть иначе, братец? Тут все понятно и нечего добавить.

— Послушай! Отец половину солнечного круга назад сказал мне: да, говорят то, что вот ты мне, Аппе, сейчас рассказал. Но отец еще добавил: царь должен уважить город, а город должен уважить царя. Каждый обязан выйти и приветствовать его как подобает… — Апасуд удивленно поднял брови. — Если город молчит, если люди не стоят на улицах, значит, нечто переломилось в Царстве. А уж тем более, если кто-то захочет напасть… Такому государю стоит подумать, верно ли он правит… И верно ли ему служит город. Может быть, кое-что искажено и требует исправления.

Невенчанный царь долго молчал, серая кобыла медленно трусила, хвостом повергая назойливых мух в трепет.

— Я не думал, что можно так все… переставить. Матушка говорит: ты, сынок, слуга для всех. Ты говоришь: все слуги для тебя…

— Так вроде и должно быть. Первое верно, второе тоже верно. Что так заботит тебя, братец?

— Я… Кажется, я не привык принимать чужую службу. Мне неудобно.

— Да ведь иначе Царство не стоит!

— Не знаю. Не знаю… Мне… я не знаю. Я хочу, чтобы все они меня любили. Чтобы были счастливы. Чтобы никому не было тяжело, плохо. К чему выжимать из них все соки?

«Эх, матушка» матушка! Неужели трудно было простить отцу, что он мечется по границам с войском и дома его вечно нет?» — Рано было еще царевичу понимать, как спорят друг с другом мужчина и женщина, вкладывая каждый свою правду в головы детей.

— Соки выжимать не надо. Но любой, когда понадобится, должен дать тебе столько, сколько велит закон. И служить так, как велит закон.

— Да любишь ли ты всех их, Балле? Бабаллонцев. Весь народ земли Алларуад? Ты их — любишь?

— Да, они — то же, что и я.

— Я не понимаю, Ты, наверное, прав. И она права, конечно. Нельзя править, не любя своих людей. Но как любить — и принуждать? Вы все правы, а мне от этого худо.

— Алле! Ты так и войску не сможешь приказать, если понадобится: вот враг, идите на него!