Я очень бы изумился, узнав, что имя Бласа де Лесо упоминается в баскских школьных учебниках — впрочем, всякое может быть. Между тем его жизнь походила на приключенческий роман: морские сражения, кораблекрушения, абордажи и высадки. Он воевал с голландцами, англичанами, берберийцами и пиратами Карибского моря. Попавши однажды в окружение к англо-голландцам, поджег несколько собственных кораблей, чтобы под прикрытием живого огня открыть орудийный. Будучи капитаном фрегата, всего за два года взял в плен одиннадцать вражеских военных кораблей, в их числе — английский «Стэнхоуп», и еще шесть — в американских морях, не говоря уже о бесчисленных «купцах». Кроме того, он вернул Испании захваченный у нее груз в два миллиона песо и принял участие во взятии, а позже — в защите Орана. В награду за эти и многие другие деяния он был поставлен командовать гарнизоном Картахены-де-Индиас и, отразив две первые попытки англичан взять город приступом, встретил лицом к лицу силы адмирала Вернона: 36 линкоров, 12 фрегатов, множество брандеров и бомбардирских кораблей, 100 транспортных судов и 39 тысяч человек. Всякому бы хватило за глаза.
Я видел два портрета Эдварда Вернона, один из них — кисти Гейнсборо, и на обоих он выглядит типичным прилизанным англичанином, спесивым и заносчивым. Легко представить себе, как с этой же самодовольной миной он велит заранее отчеканить памятные медали, чтобы увековечить не совершенный еще подвиг. И хотя в ту пору все моряки, подданные британской короны, знали, как больно бьется проклятый Дон Бласс, адмирал-пустомеля смело хвастался шкурой неубитого испанского медведя. Он был в курсе, что полуразрушенные стены Картахены обороняют чуть больше тысячи испанских солдат, 300 ополченцев из освобожденных негров да 600 помощников-индейцев, вооруженных луками и стрелами. Так что Вернон обстрелял город, высадился на берег и пошел на приступ. Только вот верный себе Полумуж отстаивал Картахену пядь за пядью, бастион за бастионом, окоп за окопом, и его корабли дрались как звери, защищая вход в порт. Испанцы дорого продавали свои жизни, взрывая собственные крепости и пуская на дно собственные корабли, чтобы перекрыть англичанам путь, и в конце концов закрепились на окраине города, где и отражали атаки одну за другой, и Блас де Лесо, твердый как скала, был с ними каждую секунду. В конце концов, выпустив по Картахене шесть тысяч гранат и восемнадцать тысяч пушечных ядер, потеряв шесть кораблей и девять тысяч человек, но так и не сумев сломить сопротивление испанцев, англичане вынуждены были убраться, поджав хвост, и нашему дружку Вернону оставалось только засунуть свои медали в неупоминаемое в приличном обществе место.
Раненный во время осады Блас де Лесо умер несколько месяцев спустя, король посмертно пожаловал его титулом маркиза. Кажется, я уже вам говорил, что Полумуж был баском. Из Пасахеса, нынешней Пасайи. Что в двух шагах от Сан-Себастьяна. Ну то есть от Доностии. Вроде так.
Монахини и флаг
Несколько лет назад на берегу залива Сан-Хуан в Пуэрто-Рико, неподалеку от Эль-Морро и Сан-Кристобаля
[75]
, мое внимание привлек огромный испанский флаг, которым кто-то размахивал из белого здания у входа в гавань. «Это монашки, — сказал сопровождавший меня Мигель Тапия, мой друг и пуэрториканский издатель. — Они всегда так делают, когда в залив входит испанский корабль». У нас были другие дела, и больше мы об этом не говорили, но монашки с флагом меня заинтересовали, я принялся копать и обнаружил чудесную историю о преданности и ностальгии, начавшуюся больше века назад, 16 июля 1898 года.
То был год сплошных несчастий. За тринадцать дней до описываемых событий эскадра адмирала Серверы, вышедшая безо всякой надежды на победу на самый глупый и самый героический бой в нашей истории, была полностью уничтожена в Сантьяго-де-Куба — слишком уж неравны были силы. Североамериканские военные корабли заблокировали остров Пуэрто-Рико, не позволяя подкреплению прорваться к окруженным испанским войскам. И в этой вот обстановке шустрый современный «купец» «Антонио Лопес», вышедший из Кадиса с оружием и боеприпасами, получает телеграмму: «Срочно Требуется Груз Один Пуэрто Рико Пробивайтесь Даже Ценой Корабля». Капитан «Антонио Лопеса» по имени дон Хинес Каррерас, далеко не новичок, исполнительный и компетентный, попытался предпринять обманный маневр и проникнуть в Сан-Хуан, но не преуспел. 28 июня, когда он с погашенными огнями шел, почти прижавшись к берегу, его уловку обнаружил вспомогательный крейсер «Йосемити» и открыл огонь. Капитан Каррерас едва не ускользнул, выбросившись на мель в бухте Энсенада-Онда рядом с пляжем Сокорро, и в течение нескольких дней пытался переправить на землю ту часть груза, которую еще возможно было спасти. Но две недели спустя к нему подобрался броненосный «Новый Орлеан». С «Антонио Лопесом» было покончено, броненосец разнес его снарядами в щепы.
В ту минуту и началась эта история. Один из членов экипажа с «Антонио Лопеса», обвязавшись флагом корабля, бросился в воду, был тяжело ранен и доплыл до берега уже на исходе сил. Его имя выяснить не удалось, потому что очень скоро он умер на руках у одного доброго самаритянина, вернее, пуэрториканца. «Пусть он им не достанется», — умолял умирающий, указывая на флаг. И пуэрториканец дал ему слово — и выполнил его, может быть, потому, что звали его Рокафорт, из галисийских Рокафортов. Суеверный, богобоязненный и просто слишком хороший человек, чтобы не выполнить последней просьбы покойного, Рокафорт много лет хранил флаг у себя. А под конец жизни вспомнил о монахинях.
Они были испанками из ордена служительниц Девы Марии, обосновавшегося на острове в 1897 году. После капитуляции Испании и наглого захвата острова Соединенными Штатами они с места не двинулись — как выхаживали раньше больных в госпитале у входа в порт, так и продолжали. Когда война кончилась, сестры взяли себе в обычай приветственно махать платками с госпитальной галереи кораблям своей далекой родины. Это и навело Рокафорта на мысль. Он явился в госпиталь, рассказал всю историю аббатисе и вручил ей знамя. И с тех пор, когда испанские суда входили в залив или выходили из него, монахини приветствовали их, размахивая старым флагом с погибшего корабля.
Это продолжается по сей день. Только пять из двадцати семи монахинь, ухаживающих за больными в Госпитале служительниц Девы Марии, — наши землячки. Но всякий раз, когда испанский корабль медленно проходит по заливу, его капитан дает три гудка и приспускает флаг, отвечая на приветствие монахинь, которые размахивают с галереи своим флагом. Если бы безымянный матрос с «Антонио Лопеса», сто двенадцать лет назад бросившийся в море под вражеским огнем в попытке спасти знамя своего корабля, узнал об этом, он бы остался доволен. И я спрашиваю себя, знают ли те, кто вывалился на улицу после последнего матча чемпионата мира по футболу с рожами, выкрашенными в красный и желтый, что это цвета все того же знамени? И что, восторженно размахивая флажками на улицах и на балконах, они воздают заслуженные почести наивным и бедным людям — их обманывали и эксплуатировали, ими манипулировали, их подгоняли «Даже Ценой Корабля», — которые завещали потомкам рисовать на себе флаги, а не умирать, защищая их, но сами выполнили то, что считали своим долгом и делом чести. Это касается и монахинь из Сан-Хуана.