Империя и воля. Догнать самих себя - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Аверьянов cтр.№ 25

В. Ю. Сурков в интервью «Ведомостям» как будто опровергает устарелость режима, демонстрируя понимание того, что для подлинной модернизации нужна не предлагаемая юргенсами предварительная политическая модернизация (читай — либерализация № 2), а, напротив, утверждение авторитарной модели: «Консолидированная власть в России — это инструмент модернизации. И смею вас уверить, он единственный». При этом Сурков приз нал, что авторитарно-дирижистские методы на данный момент и так задействованы «на пределе» возможностей нынешней системы. Так это или нет, но Сурковым де факто признана та самая патовая ситуация — к гипер-либералам повернуться лицом нельзя, потому что тогда не будет модернизации, но и укрепить авторитарную модель нельзя, потому что система, либеральная по сути, этого не выдержит.

Для реальной технической и инфраструктурной модернизации России, повторим мы, нужна модернизация по-русски, или новая опричнина, нужно перетряхнуть сложившуюся систему и стать консерваторами не для себя, а консерваторами для Бога и народа, консерваторами для будущих поколений. Нужно, как сказал бы царь Иоанн, «перебрать людишек». Потребуются новые люди и в науке, и в управлении, и в обеспечении безопасности. Нужен новый социальный порядок: когда в чести тот, кто служит.

Как страшно для шизо-консерваторов! Ведь это означает разрыв с уютным «миром стабильности», отказ от демонстративного гуманизма. Но идеологема «стабильного развития» изначально придумана не для России, это идеологема не годится для донора, а только для глобального вампира. И заявленная партией тех кто «себе на уме» гуманность по отношению к «элитарным людишкам» есть лишь риторическое прикрытие для незатруднительной жизнедеятельности коллективного вампира.

Означает ли это, что напрашивающаяся опричнина (стряхнуть вампирический морок со страны!) — крайняя, вынужденная мера? Отчасти да. Отчасти нет. Поскольку опричнину можно ввести позже, а можно и раньше, не дотягивая до последнего предела, до крайности, которые так часты в истории России. Но чем дольше будет коллапсировать «квази-боярская модель», тем более жестокой и разрушительной в социальном плане окажется новая опричнина.

Иоанн Великий — вечно актуальный царь. Он и спустя 500 лет вызывает любовь и ненависть. Почему он вызывает любовь — вплоть до того, что некоторые горячо ратуют за его причисление к лику святых? (Сразу скажу, эту тему сегодня оставим в стороне как недостаточно актуальную — речь не о том, чтобы вступать в непродуктивный спор с канонизаторами или антиканонизаторами.) Многие интуитивно ощущают, что Иоанн Грозный увенчал собою феномен «русского чуда» XV–XVI веков. Школьные факты истории говорят сами за себя: при нем произошел прорыв к Волге, открытие путей экспансии в Сибирь, на Восток. Его царствование было историческим мгновением, за которое территория и мощь Московского государства возросла кратно. Это был действительно великий царь, хотя сегодня, после ожесточенных и истеричных выпадов неолиберальной волны, это как будто вновь нужно доказывать.

К сожалению, немногие из наших историков смогли осилить сложность всего царствования Иоанна Грозного, дробя его вслед за ненавистником царя Курбским на светлый и темный периоды. Одним из немногих исключений был К. Д. Кавелин, который в «Ответе «Москвитянину» (1847 год) первым обратил внимание на удивительную особенность: «Все то, что защищали современники Иоанна, уничтожилось, исчезло; все то, что защищал Иоанн IV, развилось и осуществлено; его мысль так была живуча, что пережила не только его самого, но века, и с каждым возрастала и захватывала больше и больше места. (…) Нам осталось дело Иоанна; оно-то показывает, насколько он был выше своих противников» [41] . На фоне большинства других наших историков XIX века мысль поразительно зрелая!

Почему Иоанн Грозный вызывает ненависть? Разрушил страну? Нет, такие обычно у потомков ненависти не вызывают, потому что в разрушенной стране некому справлять поминки по прошлому. Обидел народ? Народ в своем эпосе вспоминает о нем как о выразителе своих чаяний.

Ненависть к нему связана со страхом перед невероятно усилившейся Россией. Что означает Иоанн Грозный для внешних сил? Жуткий феномен русской альтернативы, северо-восточной альтернативы Западу, соизмеримой с ним расово, соизмеримой с ним культурно, наконец, религиозно соизмеримой. Грозный царь стал одним из главных источников русофобии. В нем и его Руси — Запад увидел реинкарнацию проклятой Византии. Ярче всех это ошеломляющее чувство появления нового гиганта в Европе описал Карл Маркс: «Изумленная Европа, в начале правления Ивана едва знавшая о существовании Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была ошеломлена внезапным появлением на ее восточных границах огромной империи, и сам султан Баязид, перед которым Европа трепетала, впервые услышал высокомерную речь московита» [42] . Это Маркс пишет про эпоху Иоанна III, деда «игумена всея Руси», которого тоже называли и Великим, и Грозным. Иоанна III многие интеллигенты вслед за классиками либеральной историографии противопоставляют (на мой взгляд, неоправданно) его опричному внуку. Но сказанное Марксом еще более справедливо по отношению к XVI-му веку, чем к XV-му.

Иоанн Грозный — сущностно русское явление и он навсегда переплелся с русским духом, вошел в фундамент России как цивилизации. Ненависть к нему — явление не русское, оно родилось в сознании крамольников, перебежчиков, тех, кто поставил себя против России. Среди наших современников яд по отношению к Грозному источает профессор Нью-Йоркского университета Александр Янов, который увидел в его опричине «самодержавную революцию», прообраз и источник как будущих русских революций, так и самодержавия, одинаково ненавистных Янову [43] .

Иоанн Грозный не был счастливчиком, который оседлал благоприятные тенденции роста и развития своего государства. Он был бойцом, который позволил этим тенденциям развернуться, который убирал с их пути серьезные препятствия. Созидательная, производительная деятельность Иоанна IV была огромна.

Помимо Великого и Грозного (последнее наименование в понимании самого царя отсылало в первую очередь к образу Архангела Михаила, Канон которому он написал) встречаются и другие эпитеты. Любопытно, что эпитет «Мучитель», распространенный в антигрозненской пропаганде, остался чисто книжным, в народном эпосе не прижился. Но есть одно прозвание, о котором почему-то никто не вспоминает. Оно звучит в русских исторических песнях и балладах — там царя Иоанна Васильевича называют «Прозрителем». Не больше и не меньше как. Интересно, почему? Может быть, как раз потому, что он в текущем усматривал вечное, а за тем, что происходит в данный момент, видел целое? И в том числе, как отмечено было Кавелиным, сумел начертать такие формы, которые утвердились и опередили свое время на несколько столетий?