Он стал удаляться по коридору, но потом обернулся:
– Эй, Томми?
– Да?
– Здорово повидаться с тобой дважды за год.
Когда он ушел, Томас опустил глаза и вздохнул.
– Уверена, он не хотел, чтобы ты чувствовал себя…
– Знаю. – Томас посмотрел на потолок. – Наша комната наверху.
Я кивнула и вслед за ним поднялась по деревянной лестнице. Под нашими ногами скрипели ступеньки, будто пели грустную песню о возвращении. На стенах висели потускневшие фотографии, изображавшие мальчика с платиновыми волосами, которого я уже видела на снимках в квартире Томаса. Потом я заметила фотографию его родителей и ахнула: было похоже, будто рядом с Трэвисом сидит Томас в женском варианте. У него были глаза матери и все ее черты, за исключением подбородка и длинных волос. Она была ослепительно красивой, молодой и полной жизни. Я с трудом могла представить ее серьезно больной.
Томас свернул в дверной проем и поставил наш багаж в угол комнаты. У дальней стены находилась большая кровать с металлическим каркасом, а еще здесь уместился деревянный комод. На полках по стенам стояли трофеи Томаса из старших классов, а рядом – фотографии его бейсбольных и футбольных команд.
– Томас, нам нужно поговорить.
– Я собираюсь принять душ. Хочешь пойти первой?
Я покачала головой.
Томас открыл чемодан, громко чиркнув молнией. Достал оттуда зубную щетку, пасту, бритву, крем для бритья, пару серо-лиловых боксеров и темно-синие спортивные шорты.
Не сказав больше ни слова, Томас зашел в ванную и стал уже закрывать дверь, но та съехала с направляющих. Он вздохнул, положил вещи на раковину и принялся дергать дверь, пока та не встала на место.
– Нужна помощь?
– Нет. – Он закрыл дверь.
Я раздраженно плюхнулась на кровать, не зная, как исправить свою ошибку.
С одной стороны, все было довольно просто. Мы вместе работали, а сейчас выполняли задание. Глупо было переживать из-за чувств.
С другой стороны, чувства никуда не делись. В ближайшие дни Томасу будет непросто. Одна женщина разбила ему сердце, а я еще прошлась по осколкам, потому что разозлилась на нее.
Я поднялась с кровати и сняла свитер, глядя на кособокую дверь. Идущий из-под нее свет рассеивал темноту спальни. Жалобно стонали трубы, выплевывая воду из лейки для душа и переходя в равномерную струю. Открылась и закрылась дверца душа.
Я захлопнула дверь в спальню и прислонилась ухом к раздвижной двери.
– Томас?
Он не ответил.
Я отодвинула дверь, и меня окутал пар.
– Томас? – повторила я, вглядываясь в тесную ванную.
Он все молчал.
Я полностью открыла дверь и задвинула ее за собой. Дверца душевой кабины запотела, был виден лишь силуэт. Раковина нуждалась в чистке, а линолеум персикового цвета по углам оттопыривался.
– Это было не для показухи, – сказала я. – Я приревновала и разозлилась, но больше всего я испугалась.
Он все еще молчал, натирая лицо мылом.
– Мне не нравились отношения с Джексоном. Почти с самого начала я поняла, что между мной и тобой все иначе. Я чувствую это, но мне кажется, неправильно так быстро переключиться, ведь я слишком долго мечтала о свободе.
По-прежнему ничего.
– Но если я решусь, мне нужно, чтобы ты поставил точку в вашей истории. Вряд ли это так уж несправедливо. Как думаешь? – Я подождала. – Ты меня слышишь?
Тишина.
Я вздохнула и прислонилась к туалетному столику. Пластик откололся, ручки ящиков заржавели. Кран подтекал, и вокруг хромового слива уже образовалось черное пятно.
Я прикусила большой палец, обдумывая, что сказать. Может, Томас ничего не хотел слушать.
Я выпрямилась, сняла блузку через голову и сбросила высокие сапоги. Понадобилась некоторая ловкость, чтобы стянуть узкие джинсы, а вот от носков я избавилась в мгновение ока. Слава богу, утром я догадалась побриться. Я прикрыла грудь длинными волосами, чтобы не чувствовать себя столь уязвимой, а потом сделала два шага к кабинке.
Я дернула за ручку, потом еще раз. Когда дверца распахнулась, Томас повернулся ко мне, не открывая глаз; по его щекам струилась пена. Он смахнул мыло и взглянул на меня, потом наспех смыл шампунь с лица и изогнул брови.
Я закрыла за собой дверцу:
– Ты меня слушаешь?
Томас задрал подбородок:
– Начну, как только ты станешь меня слушать.
– Поговорим позже. – Я закрыла глаза и наклонила голову Томаса, чтобы дотянуться до его губ.
Он схватил меня за запястья, удерживая на расстоянии:
– Я понимаю, в какой сложной ситуации мы оказались на этих выходных, но я устал играть с тобой в игры. Не хочу больше притворяться. Я просто хочу тебя.
– Я стою прямо перед тобой. – Я всем телом прижалась к Томасу и ощутила животом его возбужденное достоинство – внушительных размеров.
У Томаса перехватило дыхание, и он закрыл глаза. Вода стекала с его волос по лицу, капая с носа и подбородка.
– Но останешься ли ты? – Он вновь взглянул на меня.
– Томас… – Я нахмурилась.
– Ты останешься? – громче повторил он.
– В каком смысле?
Он сделал шаг назад, испортив тем самым весь момент. Потом дотянулся до крана, и на нас тут же хлынула ледяная вода. Томас уперся ладонями в стену, встав под струю и уронив голову, а я завизжала и схватилась за дверь, чтобы выбраться. Потом рванулась наружу, но поскользнулась и упала на колени.
– Боже! – Томас кинулся ко мне. – Ты не ушиблась?
– Нет, – сказала я, потирая локоть, а потом колено.
Томас схватил полотенце, перекинутое через дверцу душа, и набросил мне на плечи, затем взял с поручня другое и обмотал вокруг талии.
Он покачал головой:
– Ничего не повредила?
– Только свое самолюбие.
Томас вздохнул и поднял мою руку, чтобы осмотреть. Потом наклонился:
– Как колено?
Когда я вытянула ногу, на которую упала, Томас внимательно посмотрел на нее.
– Я первоклассный придурок. – Он провел рукой по влажным волосам.
– Я сама не лучше.
Набрав в рот воздуха, я надула щеки и выдохнула.
На несколько секунд повисла неловкая тишина. Я оставила Томаса в ванной и пошла за зубной щеткой. Когда я вернулась, он снял крышку с тюбика пасты. Я протянула щетку, и он выдавил немного пасты, потом проделал то же самое со своей щеткой.
Мы сполоснули щетки и уставились в зеркало его ванной комнаты, которой он пользовался еще подростком. Завернутые лишь в тонкие полотенца с цветочным рисунком, мы вместе чистили зубы, пользуясь одной раковиной. Все казалось столь обыденным, однако еще десять минут назад между нами была неловкость, и я не могла в полной мере насладиться моментом.