Здравствуй – Прощай - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Афонский cтр.№ 49

Этот младший сержант притягивал к себе гнев командования, так получалось, что он постоянно был на волоске от больших неприятностей. Но пользовался сильной поддержкой у своих земляков, те никогда не бросали своих в трудную минуту. Гордый, своенравный характер, такой необузданный, бешеный, готовый к любым пререканиям, по разным поводам. Мнение, что если уже «дед», то чем— то отличаешься от других, которые должны всё выполнять за него, и для этого следует только приложить пару «железных» аргументов — своих кулаков. Вот основная причина того, что его «слили» как отстой. Указывать на национальный повод это бессмысленно, так как среда в батарее была интернациональная, русских там вообще не было, можно было найти украинца, немца по происхождению, татарина, литовца или башкира, но преобладали больше выходцы из Средней Азии. Других причин нет. Так, надолго не задерживались очевидные умельцы «волынить» и изображать «шланг» в повседневной работе. Атак как служба — это прежде всего работа, то если «кандидат» не заболел и не нашёл способ остаться где-то на вспомогательных работах в полку, то его готовили в миномётную роту. Туда часто уходили, но никто уже не возвращался, там дослуживали, как только получалось.

Что происходило с младшим сержантом до указанного периода, об этом история умалчивает, но эпилогом службы послужило недружественное поведение в эпизоде с поваром во время обеда. Поваром тогда был грузин, которого звали очень кратко — Заза, это было уменьшительное имя, почти ласковое. То был крупный человек с красивым иконописным лицом, с полным отсутствием каких-то складок жира на теле. Человек готовился на «дембель», соблюдал диету, был мастером по поднятию тяжестей местного стадиона, то есть «качком». Окна раздачи были не очень большие, практически человек мог туда пролезть, но высота от земляного пола и отсутствие каких-то ручек делали такой процесс трудоёмким. Заза всегда высовывался только своей шикарной гривой, но большие длинные локти уже не могли спокойно лежать на обитом жестью подоконнике. Всегда торчало одно плечо, виден было кусок тельняшки из-под белого халата. Повар ревниво смотрел на реакцию присутствующих, как оценят критики его произведения искусства. Обычно со столов сметалось всё, ели и просили добавки.

— Эй, сегодня кандидатам в партию не положено просить, а следующий может подойти — так бесцеремонно он мог «отшить» какого-то «деда» от своего окна раздачи, стойки.

В столовом помещении было пять столов, каждый с двумя огромными лавками, несколько свай, держащих ветхий потолок крыши, два окна раздачи: одно для горячих блюд, другое из хлеборезки для выдачи хлеба и масла. Имелись два небольших окна внешнего освещения. Вообще это была слабоосвещенная, вечно выбеленная набело столовая с земляным полом, который неудачно залили цементом, потом цемент лопнул, всегда крошился. Такие удручающие впечатления отходили на второй план вместе с голодом, это было святилище — место приёма пищи. Казарму делали временно, а получилось почти на десять лет. Столовую, видимо что, пристроили с торца вместе с кухней, она специально не отапливалась.

Так вот, какая-то неудачная фраза, словосочетание — «заразы», по поводу первого блюда привлекло внимание повара. Говорил младший сержант, что-то поднял в ложке высоко на уровень своих глаз.

Вероятно, отношения у них были не ахти какие, повар быстро отреагировал — влетел в окно, сшиб пару кастрюль на пол, схватил за грудки обидчика и хотел, видимо, оглушить несчастного половником для раздачи компота — это который с литым набалдашником на толстой деревянной ручке. Младший сержант ещё не успел произнести до конца свои мерзкие слова, осмыслить степень своего глупого положения на чужой территории, потом не успел толком испугаться, когда услышал за спиной грохот бачков, как уже был поднят с дубовой лавки на уровень плеч Зазы. Тут оба забыли русский язык. Они стали кричать на узбекском и на грузинском, своих родных языках, молотить друг друга руками, при этом Заза бил открытой ладонью, хлопками, как глушат рыбу в воде дети, а младший сержант мотал головой. Хорошее трудовое прошлое вылилось в крепкое тело, это не дало шансов быть просто избитым, как ребёнок. Уже сломался черпак, где-то разбились тарелки, улетели кружки и котелки в сторону. Уже заламывали руки обоим участникам событий, это дежурный офицер и старшины старослужащие вмешались в драку.

— Вах! Вах! Ну, зачем же так? — это кудахтал старшина батареи. Что-то застарелое выплеснулось наружу, что долго искало и вот нашло вдруг выход. Оба бойца имели серьёзные травмы лица, такие синяки и опухали не сходили ещё долго. Заза, подбоченясь, гордо отошёл к окну раздачи, посмотрел на него, но не смог представить, как он попадёт обратно, поэтому вышел обходить столовую вокруг. Младший сержант ещё долго махал руками, что-то доказывал соплеменникам, что другая сторона была не права в своём горе, он не так выразился, его не так поняли. Он был жалок. Было поздно!

Повара ничем не наказали, но замполит вызвал его на длительную беседу, сказал, что может испортить жизнь любому, но делать глупостей не собирается, просил прекратить преследования, не то он просто «уроет» обоих в землю. Замполит был из Рязанской БД дивизии, поэтому шутил редко, но метко. Представляете, такой косолапый, весь в веснушках, чем-то вечно озабоченный человек, ну, Винни Пух, одним словом.

Младшего сержанта сняли с боевой техники, определили истопником, но потом, в ходе каких-то манипуляций, его направили усиливать ряды других родов войск. Так он стал миномётчиком.

Однажды Рыба и Антифриз были посланы восстанавливать ограждения, разрушенные лихим командиром взвода во время проверки техники. «Шилка» протаранила пару столбов ограды, намотала несколько метров колючей проволоки. Теперь это нужно было заделать, чтобы недремлющий враг под покровом ночи не нарушил владений наших зенитных войск.

Одно такое нарушение под утро предотвратил сержант Агаев. Когда в ранних проблесках зари, но в полных сумерках необъятный враг вдруг стал наступать в нескольких местах одновременно, нагло и безудержно. Застучали, как сигнализация, привязанные к столбам и проволоке пустые консервные банки. На крики часового никто не реагировал, но кто-то незримо приближался, пёр буром, всей невообразимой массой.

Часовой нарушил все статьи Устава, дал пару очередей в разные стороны, сам откатился с засвеченного места. Каково было удивление Агаева, когда он обнаружил нескольких убитых наповал овец, которые имели неосторожность пройти сквозь сломанную изгородь, где-то по пути обойти минные поля, о которых все стали забывать, если бы не надписи и таблички. Но овцы читать не умели!

Подкрепление, поднятое по «тревоге», разогнало взбесившееся стадо противника, а две овечьи туши солдаты отнесли в сторону, освежевали, а следы вражеского вторжения уничтожили. Странно, но никто не пришёл искать потерянных овец, стадо мчалось галопом, ни пастуха, ни собаки рядом не было. Вероятно, это была проверка на бдительность!

Если говорить о собаках, которые в горах пасут овец, то это отдельный рассказ. Таких лохматых, больших псин мне лично доводилось видеть только в Узбекистане, это крайне интересная порода, очень приспособленная к зимним условиям в горах. Представьте себе, пожалуйста, ростом с годовалого телёнка, но недобродушный сенбернар и не московская сторожевая, а могучий зверь, покрытый густым мехом. В далёких аулах таких выращивают для собачьих боёв, но основное бремя — это горные пастбища. На лапах у такого пса бывает семь-восемь когтей — это удобно. Наверное, для того, чтобы ими не скользить на крутых ледяных склонах. Но верхние когти явно атрофировались, трудно ими пользоваться. Собака — друг человека! Но только одного своего хозяина, других друзей ей не нужно, она их готова живыми съесть. Именно такие собаки помогают местным жителям найти дорогу в тёмное время суток, именно такие друзья одного человека сторожат врагов своего хозяина, если такие имеются в хозяйстве, сидят где-то — в яме на цепи или в деревянных колодках. Рассказывают, что ужасней погони с собаками нет, после этого выживший долго ссытся, услышав собачий лай. Мышцы, которые рвутся собачьими клыками, долго гниют и не заживают.