Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Колесников cтр.№ 198

Какое расстояние одолели, никто не знал и, пожалуй, не мог даже прикинуть. Если ещё недавно на привале спорили, когда и где проходили, то теперь и эта тема не возникала. Как не говорили и о давно иссякших запасах продуктов.

Пройдя три или меньше километра, расположились на отдых.

– Должна же быть где-то поблизости Ипуть! – заметил Изотов. – Линия блокады… Она-то, видать, по самой реке проходит.

– Так оно, Петенька. Ориентировка правильная!

– Неужто подходим к Ипути? – радостно подхватил Кукушкин.

Котельников чувствовал ужасную усталость – перед самым привалом шагал впереди цепочки по глубоким сугробам. Моментами казалось, вот-вот упадёт. На ходу спохватывался и, вздрогнув от испуга, таращил глаза, но тут же с трудом делал очередной шаг, однако терял равновесие и падал.

Окинув взглядом пройденный путь, обратил внимание, что некоторые, шедшие за ним, отстали и тоже лежат в снегу. Как неживые! Да и сам он не пытался подняться. Лежал, пока к нему не потянулись остальные и тоже повалились. Кто-то уснул, а кто-то с закрытыми глазами лежал с отнюдь не радостными мыслями.

Как бы то ни было, но сказалось постоянное напряжение, и командир уснул. Настолько крепко, что не слышал, как Изотов, в обязанности которого входило следить, кому передаётся мешок с кожаными лямками, уже много раз обходил лежавших и спрашивал:

– У кого мешок с кожаными лямками?

Лежавшие, однако, с надеждой ждали, что кто-нибудь ответит: «У меня!» Но все молчали.

Встревоженный Изотов, пошатываясь, побрёл к командиру, стал его тормошить. Тот, едва приоткрыв глаза и не соображая, о чём долдонит старшина, спросил:

– О чём ты? Не понял…

– Говорю, «крутилку» что-то не нахожу.

Спросонья Котельников не сразу понял, о чём говорит наклонившийся над ним старшина. Но сообразив наконец, почувствовал, как перехватило дыхание. Не зная, что ответить, мгновенно вскочил на ноги, будто не он ещё совсем недавно свалился без сил. Сон и усталость уступили место вторгшейся тревоге. Этого боялись вместе с ним все, кому он верил, на кого надеялся, кто казался ближе! Однако всегда проверял. В честности не сомневался. Но потерять бесценный груз могли из-за невероятной усталости. Самое ужасное, страшное, чудовищное всё же произошло.

Он ещё не был окончательно уверен в этом. Но слова Изотова были равносильны собственной кончине. Ни о каком снисхождении или оправдании речи быть не могло. В этом он тоже был твёрдо уверен.

Котельников бросился к первому попавшемуся, тормошил его, будил, спрашивал: «Ты кому передал мешок с кожаными лямками?»

Выяснилось, что последней несла его Лора и передала Гороховскому, а от него невозможно было добиться нормального ответа. На все вопросы он бормотал одно и то же:

– Чего пристаёте? Говорю вам – я тащил его, точно! А кому передал? Не помню… Слышите? И отстаньте!

Котельников расстроился настолько, что уже не знал, как быть, что предпринять. Какие слова найти? Он достал из колодки маузер… Приставил ему к виску ствол маузера! Но ничего путного, добиться не сумел. Всё равно «крутилки» нет! Значит, всему конец!

Медсестра Лора сказала, что передала мешок с кожаными лямками Гороховскому намного позже того, как увидели зарево вспышек ракет.

В ужасе Котельников осознал, что мешок с «крутилкой» брошен где-то на последнем переходе. Но его может запорошить снегом…

При мысли, что из-за пропажи «крутилки» нельзя будет передать на Большую землю ценные сведения, Котельникова бросило в жар: «Что делать? Как быть?» Он не находил ответа. Отчетливо сознавал, что усталость людей достигла такой точки, при которой разум искажается либо пропадает и всё становится безразличным.

Рассчитывать, что кто-нибудь, даже Петя Изотов, способен пойти на поиски с твёрдым намерением найти пропажу, Котельников не мог. Он снял с себя автомат и ремни с повисшим запасным диском, сунул всё это стоявшей рядом с Изотовым медсестре, сказал:

– Отвечаете за всё это головой! Говорю серьёзно.

При себе оставил кожаную сумку с рацией, шифрами и документами, а также маузер. Уже на ходу обернулся и громко, чтобы все услышали, крикнул:

– Старшим в группе до моего возвращения остаётся старшина Изотов! Всем беспрекословно ему подчиняться! И никто никуда ни на шаг! Кто вздумает вольничать – приказываю стрелять на месте! Понял, Изотов?

– Понятно! – откликнулся тотчас же Пётр. – Всё будет исполнено, как приказано!

Словно пьяный, покачиваясь от возбуждения, будто не он совсем недавно испытывал отсутствие сил, Котельников поспешил обратно по ещё заметному следу, оставшемуся от прошедшей менее получаса назад цепочки.

Взволнованный, задыхающийся от негодования, он устремлял пристальный взгляд то в одну, то в другую сторону, всматриваясь в разрыхлённый след и всё больше боясь, что витавший в воздухе снежок заметёт ориентиры.

Его состояние можно было сравнить с состоянием безысходной обречённости. Тем не менее он продолжал тщательно смотреть под ноги и по сторонам, ощупывал подозрительные места. Возникла мысль – если не найдет «крутилку», то когда вернется в группу, тотчас же расстреляет Гороховского. Если на его поступок отрицательно отреагирует Васин, то и его шлёпнет: они, видно, заодно!

Продолжая придерживаться следа, Котельников торопился… Внимательно смотрел по сторонам: вдруг Гороховский кинул мешок в сторону. Приметив бугорок, тут же бросался к нему. Разочарованный, возвращался на уже не всегда различаемую заснеженную тропинку. «Ведь этот безумец, наверное, не на глазах у всех бросил мешок, а мог отойти на пару шагов в сторону и там кинуть в сугроб!» – прикидывал он в отчаянии.

Несколько раз сбивался со следа, возвращался обратно, опять шарил ногами, ощупывал руками. Наконец изнемог – остановился отдышаться. Потянуло прилечь, чтобы перевести дух! Но побоялся потерять след. Почувствовал, что поиск замедлился. Стало еще тревожнее.

Решил дойти до того места, откуда все увидели зарево ракет, о котором говорила медсестра. Но припомнить, где это было, не мог. Прошёл ещё немного и в стороне в который уже раз увидел топорщившийся у высохшего деревца снежный бугорок. Не рассчитав сил, рванулся к нему и упал, растянувшись во весь рост. Не в состоянии подняться, прополз шага два и, дотянувшись руками до бугорка, нащупал нечто твердое. «Она!» – вскрикнул он от радости. Ощупав уже как следует, повторил: «Она!» Обнял мешок и заплакал. Никогда в жизни с ним подобного не случалось. Пожалуй, даже в детстве! Однако здесь слёзы полились от необычайного, несравнимого ни с чем ликования. «Моя милая, бесценная!» – причитал он, и спазмы сдавливали горло. Как дорогую, любимую мать, он обнимал брезентовый мешок с кожаными лямками, бережно стряхивая с него снег, нашёптывая нежные слова, на какие ещё был способен.

Так в обнимку с мешком он пролежал несколько минут, пока не успокоился. Потом поднялся, пошёл, покачиваясь и падая в сугроб, бормоча: «Нет, больше я тебя из рук не выпущу!»