Восход Эндимиона - читать онлайн книгу. Автор: Дэн Симмонс cтр.№ 6

– Какой нынче год? – спросил он после долгого молчания.

– 3131 от Рождества Христова, – ответил кардинал.

Отец Поль Дюре закрыл глаза.

– Пятьдесят семь лет с моего последнего воскрешения. Двести семьдесят девять лет с Падения порталов… – Он открыл глаза и посмотрел на кардинала. – Двести семьдесят лет с тех пор, как вы отравили меня, убив Папу Тейяра Первого.

Кардинал Лурдзамийский издал смешок.

– Хорошо считаете. Быстро вы восстановились после воскрешения.

Поль Дюре перевел взгляд на человека в сером.

– Альбедо. Посмотреть пришли? Или ручных иуд приходится подбадривать?

Высокий человек ничего не ответил. Кардинал Лурдзамийский побагровел, поджал свои и без того тонкие губы – теперь их уже невозможно стало различить в багровых складках щек.

– Может, хочешь еще что-нибудь сказать напоследок, антипапа проклятый?

– Не тебе, – прошептал Поль Дюре и закрыл глаза в молитве.

Два швейцарских гвардейца схватили отца Дюре за руки. Иезуит не сопротивлялся. Гвардеец резко запрокинул ему голову, и на тощей старческой шее выступил кадык.

Кардинал Лурдзамийский осторожно подошел поближе. Из складок алого шелкового рукава выскользнул острый кинжал с роговой рукоятью. Кардинал взмахнул рукой – легко и небрежно. Из перерезанной артерии Поля Дюре хлынула кровь.

Отступив, чтобы не запачкать одежды, Симон Августино спрятал нож в складки рукава, поднял огромную чашу и подставил ее под пульсирующую струю. Когда чаша наполнилась почти до краев, а струя иссякла, он кивнул швейцарским гвардейцам, и те тут же отпустили голову отца Дюре.

Воскресший снова был мертв. Голова его запрокинулась, глаза были закрыты, рот разинут в немом крике, края раны разошлись, словно губы в зловещей ухмылке. Швейцарские гвардейцы уложили тело на плиту и сдернули с него покров. Обнаженный мертвец был жалок – перерезанное горло, испещренная шрамами грудь, длинные белые пальцы, впалый живот, дряблые гениталии, костлявые ноги… Смерть и в эпоху воскрешения лишает достоинства всех, даже тех, кто всю жизнь прожил в суровой аскезе.

Гвардейцы держали роскошный покров на безопасном расстоянии. Кардинал Лурдзамийский плеснул кровью из чаши в мертвые глаза, в открытый рот, в ровную ножевую рану на горле, на грудь, на живот, в пах – и все покрылось алыми, в тон кардинальской мантии, брызгами.

– Sie aber seid nicht Fleischlich, sondern Geistlich, – произнес кардинал. – Не плотью, но духом ты сотворен.

Высокий человек в сером поднял бровь:

– Бах?

– Разумеется. – Кардинал поставил опустевшую чашу на мраморную плиту, кивнул швейцарским гвардейцам, и те накрыли тело сложенным вдвое покровом. Роскошная ткань мгновенно пропиталась кровью. – Jesu meine Freunde, [10] – добавил кардинал.

– Именно. – Человек в сером вопросительно поглядел на Симона Августино.

– Да, – кивнул кардинал Лурдзамийский. – Пора.

Человек в сером обошел саркофаг и встал позади гвардейцев, всецело поглощенных своей работой. Когда, тщательно расправив покров, они выпрямились и отошли от саркофага, человек в сером поднял руки и приложил ладони к их шеям. Гвардейцы широко распахнули глаза, открыли рты – но не успели даже закричать: глаза их вспыхнули, кожа сделалась прозрачной, и сквозь нее проступило оранжевое пламя. Еще мгновение – и они исчезли, испарились, разлетелись на мельчайшие частицы.

Человек в сером вытер ладони, стряхивая тончайший слой пепла.

– Какая жалость, советник Альбедо, – густым басом пророкотал кардинал.

Человек в сером посмотрел, как оседает в воздухе пыль, перевел взгляд на кардинала и вновь вопросительно поднял бровь.

– Нет-нет-нет, – пробасил кардинал. – Я о покрове. Эти пятна не выведешь ничем. После воскрешения придется ткать новый. – Он повернулся и, шелестя одеждами, направился к потайной двери. – Пойдемте, Альбедо. Нам нужно поговорить, а мне еще мессу служить.

Дверь скользнула на место, и в полумраке часовни осталось лишь накрытое дорогим покровом тело. Легкий серый дымок таял, поднимаясь к куполу, словно отходили души тех, кто был убит здесь несколько минут назад.

В ту неделю, когда Папа Юлий умер в девятый раз и в пятый раз был убит отец Поль Дюре, мы с Энеей находились в 160 000 световых лет от Пасема, на похищенной планете Земля – на Старой Земле, настоящей Земле, – вращавшейся вокруг чужой звезды класса G в чужой галактике – Малом Магеллановом Облаке.

Для нас это была необычная неделя. Мы, конечно, не знали, что Папа умер, – между похищенной Землей и планетами Империи не существовало никакой связи, кроме разве что бездействующих порталов. На самом-то деле – теперь я это знаю – до Энеи известие о кончине Папы дошло, и дошло таким способом, о котором мы тогда даже не подозревали, но она никогда не говорила о том, что происходит в Священной Империи (чаще мы называли ее между собой Орденом), а нам и в голову не приходило об этом расспрашивать. Все годы изгнания на Земле наша жизнь была настолько простой, спокойной и полноценной, что сейчас это даже трудно понять, а вспоминать – почти что больно. Ту неделю мы прожили весьма полноценно, хоть и не сказать, чтобы спокойно: в понедельник умер Старый Архитектор (Энея училась у него последние четыре года). Во вторник, холодным зимним вечером, его похоронили в пустыне – похоронили печально и поспешно. В среду Энее исполнилось шестнадцать. На Талиесин опустился покров беды и смятения, и только А.Беттик и я постарались отпраздновать с ней день рождения.

Андроид испек шоколадный торт – любимое лакомство Энеи, а я подарил ей для прогулок изящную резную трость. Я сам вырезал ее из необычайно твердой ветки, которую мы нашли во время очередной вылазки в горы, устроенной Старым Архитектором. В тот вечер в уютной маленькой хижине Энеи мы ели торт и пили шампанское. Энея казалась подавленной – смерть старика и всеобщее смятение выбили ее из колеи. Сейчас мне понятна истинная причина: Энея уже знала о смерти Папы, знала о тех бурных событиях, что ждут нас, и о том, что четыре самых безмятежных года нашей жизни подошли к концу.

Помню наш разговор в тот вечер, в день ее шестнадцатилетия. Стемнело рано и тут же похолодало. За стенами уютной хижины бушевала песчаная буря, кусты полыни и юкки скрипели и гнулись к земле. Мы уже выпили шампанское и теперь сидели у чадящей лампы, держа в руках кружки с горячим чаем, и тихонько беседовали под завывания ветра.

– Странно, – сказал я. – Мы знали, что он старый и больной, но никто, похоже, не верил, что он умрет. – Я, конечно, говорил о Старом Архитекторе, а не о каком-то абстрактном Папе. И – как и все мы, изгнанники на Земле, – наставник Энеи не принял крестоформ. Он в отличие от Папы умер раз и навсегда.

– Похоже, он знал, – тихо проговорила Энея. – За последний месяц он побеседовал с каждым из своих учеников. Своего рода передача последней крупицы мудрости.