Последнее целование. Человек как традиция - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Кутырев cтр.№ 43

Страница

Любовь как духовное состояние в подобной среде становится анахронизмом. Вспоминать о ней почти неприлично. Ее обесценивание было критериальным признаком победы постмодернизма, точнее, посткультуры. «Постмодернизм, – писал один из его первых переносчиков на российскую почву, – это ирония искушенного человека, который понимает, что секс важнее сублимации» [67] . Как видим, автор удачно избежал парадокса лжеца, не произнеся отрицаемого слова. Сейчас, лишив всякого содержания, его беспощадно треплет масскультура, а в элитарных слоях оно жестко табуировано. Как сами любовные переживания. «Заниматься любовью» иногда все-таки нужно, полезно, но влюбиться – значит попасть в «эмоциональное рабство», что уже глупо.

Сначала любовь превратилась в «очищенный от предрассудков» секс, а теперь секс превращается в очищенную от предрассудков пара, транс, поли, а фактически контрсексуальность. И если привлекает, то в патологической форме гомосексуальности, педофилии, инцеста и т. д. Это все, если воспользоваться оценкой этих процессов Ж. Бодрияром, проявление аутосексуализма, когда влечение направлено не на партнера, а на себя. Общее духовное опустошение, эмоциональное выгорание, эгоизм и десоциализация как результат либерально-буржуазно-технологического вектора развития цивилизации – вот причина их распространения и популярности, даже моды на них. Это «предмостье», предшествие, «гости из будущего», когда любви и естественного секса просто не будет. Зомби ведь не любят, тем более роботообразные и «бессмертные» (роботы). А они на марше, их жаждут, к этому состоянию стремятся. Отсюда такое отношение к любви, еще недавно высшей ценности духа и сексу как ее основе: патология возводится в норму, считается прогрессивной и объявляется «правом человека», почти основным, а кто его не практикует, сопротивляется, тех подвергают отстракизму, объявляя носителями «фобий» и реакционерами. Ситуация в традиционной культуре – невероятная, непроизносимая, немыслимая. Если в начале XX века кризис любви усматривали в ее сведении к сексуальности и эротизму, то особенность начала XXI века в том, что сводить становится больше не к чему, кроме как к разложению. Нечего сублимировать – таков итог парасексуальной революции, среди тех, кто ею захвачен, на территориях, по которым она прокатилась.

Эрозия фундамента жизни, ведущая к возникновению мира без любви и страстей, без святых и героев, мира озабоченных автоматов или самодовольных потребителей-гедонистов, не результат чьей-то злой воли, а следствие нарастания абиотических тенденций в развитии цивилизации, подавления природы культурой и техникой. Природы внешней, что выражается в экологическом кризисе, и внутренней, человеческой телесности, что ведет к кризису антропологическому. Сначала культурой как совокупностью норм и целей, которая форм/ир/овала естество, организуя и сублимируя его, а потом культурой как технологией, которая его деформ/ир/ует, загоняет «в подполье», превращая в материал для искусственного. Отказавшись от слова «любовь», постмодернистский дискурс избегает и слова природа, используя эвфемизмы и отрицательные определения. Например, «unmade» (готовое, не сделанное). Наконец, очередь «лишения имен» дошла до пола. В литературе по социальной проблематике его вытесняет «гендер». В последней переписи населения наглядно обнаружилось отставание практики от теории: все еще спрашивали пол, вместо того, чтобы интересоваться сексуальными ориентациями. Говоря более кратко, тендером или, более точно, ге(й)ндером, а может и педофилией (американская психиатрическая ассоциация признала ее одной из сексуальных ориентаций, т. е. нормой). Извольте ждать теперь следующей переписи. Зато с надеждой, что узаконят, например, и инфантофилию.

Исчезновение понятия «пол» не просто замена термина. Возникло новое понятие, сначала не очень понятное, потому что, претендуя на теоретический статус, оно скорее выражало «настроение», духовную потребность части человеческого сообщества, прежде всего женской, избавиться от социальных последствий принадлежности к своему полу. А он с трудом отпускает. Отсюда противоречивость, двусмысленность, многосмысленность тендера. Сопротивляются факты, история, методология. Как радикальный выход в феминизме было провозглашено право на «женскую науку», на тендерный подход ко всему. Тогда открывается возможность писать что хочется, что помогает изживать комплексы. Это разрешается идеологией постмодернизма, переквалифицирующей теоретическую деятельность в литературу, то есть придающей ей статус самовыражения. Думается, что рассмотрение гендера в контексте кризиса сексуальности, не отрицая психологической обусловленности подобного мировоззрения, позволяет более глубоко понять его объективный смысл [68] .

В тендере связанные с полом особенности поведения и сознания людей перестают объясняться их анатомо-физиологическими характеристиками. Они считаются социально-культурными. Получается, что можно быть женщиной по полу, но мужчиной по тендеру и наоборот. Гендер как бы сканирует ценностные аспекты полов: «мужское» и «женское», структурируя социум через отнесенность его членов к идеальному типу того или иного пола, а не по эмпирической телесности. Движущей силой тендерного структурирования стало движение женщин за равные права с мужчинами, а когда они были достигнуты, за равенство фактического положения, «одинаковость» с ними во всех сферах жизни. Его (ее) до сих пор нет, что объясняется сохранением господствующих в обществе «стереотипов». Стереотип – универсальное слово, causa sui (причина самого себя), своеобразная порождающая субстанция, определяющая социальные роли и смысл тендера. «Мужская цивилизация», тысячи лет патриархата, семья – самые упорные стереотипы человеческой истории, не позволившие женщинам проявить себя в том же качестве, что и мужчинам. До сих пор главные сферы деятельности: управление, финансы, высокие технологии, фундаментальная наука заняты преимущественно мужчинами. Они политики, банкиры, изобретатели, летчики, хакеры и т. д. Откуда возобладали и почему продолжают господствовать эти стереотипы, остается загадкой.

Традиционный, «догендерный» ответ на нее состоит в том, что характер любой деятельности связан со средствами и материалом, применительно к людям с заложенными в них наклонностями и способностями, с «генами» – возможностями, которые культура эксплуатирует, развивает и оформляет. Отсюда следует, что будучи разными по анатомической конституции мужчина и женщина занимают разное положение в силу особенностей своей природы, физической силы, типа реакции, темперамента и интеллекта. Особенно наглядно это проявляется, например, в спорте. Оно будет сохраняться, пока эти особенности существуют, пока есть половой диморфизм. Культурные стереотипы не случайны, они коренятся в биосоциальной сущности человека. Но в таком случае бороться за всеобщее равенство «когда мужчины и женщины примерно в одном количестве будут выполнять одинаковую работу и занимать равные должности» – значит вступить в противоречие с естественными различиями людей, с их неравенством. Это трудно, как корчевать дерево. Его легче пилить, особенно если ближе к вершине.

Страница