Третьего не дано? - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Елманов cтр.№ 36

– И имя ведомо? – уточнил Годунов.

Ишь чего захотел. Это ж видение, а не художественное кино с непременными титрами, кто из актеров какую роль исполняет. Примерно в этом духе я ему и пояснил. Кроме кино, разумеется.

– Но когда я там появлюсь, то непременно его узнаю, – дал я твердое обещание. – А потом погляжу, как его можно выкрасть да с ним вместе в Москву и явиться. Думаю, людишки Семена Никитича живо из него всю правду вытянут. Тогда самозванцу крыть будет нечем.

После этого Борис Федорович с моим планом в целом согласился, но запротестовал против конкретного исполнителя – очень не хотелось ему отпускать меня из Москвы.

– А ежели не тебя, а кого иного заслать? – Первый вопрос, который он мне задал.

– Не справятся, государь. И ксендза этого в лицо только я знаю, а описать его внешность кому другому не смогу – невыразительный он какой-то, ни одной яркой приметы. К тому ж самозванец питает слабость к иноземцам, так что моя личность, как ни крути, подходит лучше всего, – развел руками я. – И что особенно важно, мне ни в чем не придется врать. Поверь, что лазутчиков и просто доброхотов у него хватает даже в Москве, а потому любая ложь может выясниться, и тогда…

– Ну ежели не боле месяца… – неуверенно протянул он. – Возможешь управиться?

– Навряд ли. Пока туда, пока назад, да и там в первый же день с расспросами не кинешься – дело деликатное, политеса требует. – Я давно уже не стеснялся в употреблении непонятных для царя слов, а иногда специально замешивал из них кашу погуще – Годунов уважал ученость.

– Токмо возвернулся и сызнова, да еще эва насколь… – обиженно протянул Годунов.

Можно подумать, что поездка в Углич была моей собственной инициативой. Впрочем, напоминать не стоит, да оно и неважно.

Главное – убедить в нужности этого выезда.

– Здесь спешка может только все испортить, хотя я постараюсь. Опять же помимо того, что мне надо войти в доверие к самому самозванцу, тут ведь и с ксендзом надо сойтись. Возможно, чтоб он мне точно доверился, и диспут с ним затеять о верах, да не один, а там уж и возжелать окреститься на латинский лад. Мол, проникся, осознал, прочувствовал и все такое.

Борис Федорович насупился – то ли его не устраивали названные мною сроки, то ли не понравилась идея с крещением. Пришлось срочно вносить коррективы:

– О крещении речь завел лишь потому, что если они и согласятся, то производить все будут тайно – все-таки на Руси находятся. А раз тайно – значит, вдали от посторонних глаз и малым числом. То есть самое удобное время, чтоб этого самого ксендза полонить да тут же и удрать. Что до сроков, то, если повезет, может, и раньше месяца объявлюсь, – оставил я царю надежду. – Вот только…

– Серебрецо? – поспешил угадать Годунов. – Так о том ты и в мысли не бери, сколь скажешь, столь и выдадут.

– Иное, государь, – вздохнул я и выпалил: – Думал и так и эдак, как в доверие к нему войти. Я насчет твоего гнева. Почему вдруг ты, о котором идет слава по всей Европе как о мудром правителе, всемерно привечающем иноземцев, вдруг возложил на меня опалу? Да не простую, с удалением от царевича и изгнанием из своей страны, а куда суровее. Тут причина нужна. А если ее нет, то народец в его окружении непременно призадумается: «Уж не лазутчик ли он?»

Годунов молчал. Жаль. Честно говоря, я питал некоторую надежду, что единственно приемлемый выход назовет он сам.

Ну что ж, нет так нет, тогда придется открывать карты самому:

– Вот я и надумал, что надо мне уходить не в одиночку, а выкрасть из твоего острога хотя бы одного страдальца. Мол, его-то спас, но и самому теперь в Москве появляться после всего, что учинил, никак нельзя.

– Ради такого дела хошь десяток, – пожал плечами недоумевающий – неужто из-за такой ерунды заминка? – Борис Федорович.

– Э-э-э нет, государь. Абы каких нельзя. Чего вдруг я решил их освобождать? К тому ж они все русские, а я иноземец. Как ни крути, а выручать мне надо только своего, из числа тех, кого я хорошо знаю и кто уже сидит в твоем узилище. Только тогда все будет выглядеть правдоподобно.

– Вона ты куда загнул, – хмыкнул царь и подозрительно покосился на меня. – А может, и удумал ты все токмо для того, чтоб дружка свово вызволить?

«Класс! – восхитился я и мысленно дополнил:

Ты мне, Федька, энто брось

Иль с башкою будешь врозь!

Я твои намеки вижу

Исключительно наскрозь!» [45]

Нет, голова моя останется на месте, но в остроте мышления и в скорости соображаловки мне с Борисом Федоровичем тягаться и впрямь затруднительно – вычисляет влет и вмиг. Прямо тебе майор Пронин или, как их там, Знаменский, Томин и Кибрит, причем все трое в одном лице.

Ну и ладно.

В конце концов, я тоже не лыком шит, так что потягаемся…

– Государь, он, конечно, виноват, но и то понять надо – любовь ему глаза застила. И что теперь – убить его за это? Да и вообще, если наказывать тех, кто нас любит, то что же делать с теми, кто нас не любит? Кстати, и в Библии говорится о том…

– Он не меня любит, он… – царь с силой шарахнул по столу кулаком, – на святое покусился!

Ничего себе звезданул! Между прочим, впервые на моей памяти. Даже когда речь шла о Лжедмитрии, он так не заводился. А я-то, дурак, посчитал, что эмоции поутихли. Куда там – чуть ли не сильнее прежнего, вон как раскраснелся.

– Ты во гневе, понимаю, – успокаивающе произнес я. – Но ты ж еще и христианин, а Библия гласит: «Всякий человек да будет скор на слышание, медлен на слова, медлен на гнев; ибо гнев человека не творит правды божией».

И порадовался, что не зря лопатил оную книжицу в своей командировке – сгодилась, да еще как. Вон, сразу остывать начал. Значит, прислушался. А там, глядишь, и…

Но я зря так оптимистично думал…

– Если б я не был медлен на гнев, то он бы давно висел на дыбе, а так я его не караю, лишь отдаю в руки его же государя.

Вывод: не прошибается. Броня из гнева и злости такая – любой танк позавидует. Придется бить бронебойным снарядом.

Не хотел я к нему прибегать, но…

– Сейчас я вовсе не о нем пекусь, – пояснил я. – С Квентином после случившегося мне и разговаривать неохота. Сам бы уши дураку надрал! Но тут речь об ином, государь. Слухи в народе ползут – гаденькие такие, гнусные. Дмитрий ведь не войском силен – за него молва стоит. Поверь, если с ней ничего не делать, то опасность для твоего трона уже через полгода вырастет настолько, что страшно представить…

– А ты и наперед там зрел? – переспросил он, побледнев.

Я в ответ только молча кивнул, но, видя, насколько велико волнение Годунова, постарался смягчить рассказ, вовремя вспомнив дядю Костю: