Красные курганы - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Елманов cтр.№ 23

Первый и самый неожиданный залп настиг ладьи с рыцарями еще до того, как они пришвартовались к пристани. Пять из двадцати ладей потонули так быстро, что никто ничего даже не успел сообразить. Мысль была только одна: быстрее к берегу.

Но едва удалось причалить, как последовал новый залп. Русичи поступили как самые последние и подлые варвары, не став, согласно благородным рыцарским обычаям, дожидаться, пока святое войско выстроится на берегу, чтобы выйти ему навстречу и сразиться по-честному, как оно водится.

Нет же, сразу семь ладей (четыре в щепки, а три перевернулись) ушли на речное дно. Хорошо хоть, что место это было относительно мелкое. За исключением тех, в кого угодили камни, почти все остальные выплыли и вышли на берег в готовности принять бой.

Но дикари и есть дикари. Едва рыцари построились и протрубили в трубы, вызывая смельчаков сразиться, как со стен опять полетели камни. И снова с десяток рыцарей оказались поверженными.

– Трусы! – ревел в исступлении рыцарь Иоганн фон Штенберг по прозвищу Унгарн. – Хватит прятаться! Выходи сражаться!

– Так мы уже сражаемся, – невозмутимо откликнулись со стен русичи и в подтверждение того дали четвертый и самый удачный залп, угодивший в гущу немецкого строя.

Пятый настиг уже тех воинов, которые бежали к реке и отчаливали на уцелевших ладьях. Тут, правда, получился недолет. Лишь один камень угодил в цель.

Уцелевшие борцы за веру были потрясены и возмущены происходящим до глубины своей тонкой и сентиментальной немецкой души.

Еще немного, и они бы обиженно завопили: «Это нечестно!», «Не по правилам!», «Мы так не договаривались!».

Действительно, за предыдущие двадцать лет все военные действия в Прибалтике осуществлялись по справедливым рыцарским законам, заключавшимся в следующем. Сотня рыцарей выезжала в туземные деревни, вырезала всех, кто отказывался креститься, надевала на оставшихся в живых крестики, брызгала на них святой водой и в награду за свой величайший подвиг забирала земли и самих аборигенов в свое полное владение.

У упорствующих сжигались дома, вытаптывались посевы, уводился весь скот. Потери считались большими, если при карательных и завоевательных, извините, крестильных мероприятиях на тысячу этого тупого быдла, погрязшего в грехе, приходилось два-три погибших рыцаря и с десяток раненых.

Управляли покоренными строго, но в то же время по-отечески, то есть справедливо. Последнее не отбирали, всегда, нет, почти всегда оставляя съестные припасы, которых новообращенным при разумном использовании вполне хватило бы на трехразовое питание, скажем, во вторник, в четверг и в субботу. Таким образом осуществлялось и еще одно доброе дело. Недавний язычник невольно вынужден был соблюдать все посты, предписанные церковью.

Излишней работой варваров тоже никто не обременял. Построй замок, включая стены, башни и прочие помещения, вырой ров, засей и убери хлеб с господских полей, заготовь сена для скота и дров на зиму, внеси положенную дань – вот и все дела. Можешь спокойно отправляться на свое собственное поле.

Что, уже все под снегом и давно вымерзло? Ну, братец, это уж ты сам виноват, потому как лентяй. Тогда отправляйся в костел и помолись как следует, авось господь что-нибудь пошлет тебе с небес, ибо он не только всемогущ, но и милостив к тем, кто искренне в него верует. Что, не послал? И снова твоя вина. Видать, грехов много накопил, да и веруешь ты не истинно, а ложно.

А в качестве наглядного тому доказательства погляди на рыцарей. Щеки у них румяные от божьего благословения, губы лоснятся от обилия мяса, ниспосланного вседержителем, а в замке тепло, если сидеть прямо возле камина. И не от твоих дров, дурень, а от благословляющего их божьего дыхания. Ну-ка, сходи еще раз помолись, только теперь как следует и от души.

К тому же, когда человек голоден, молитва у него получается гораздо проникновеннее и намного доходчивее. По себе знаю, в детстве, под Гамбургом, в отцовской развалюхе, я всегда голодным молился, и как видишь, вымолил… приехав к вам.

Так оно и длилось до недавнего времени, точнее, до нынешнего лета. Это было справедливо и угодно богу. Теперь же…

Считать собственные потери всегда тоскливо и неприятно. Но одно дело, когда ты после заключенного на время перемирия собираешь погибших в чистом поле. Тут можно оглянуться по сторонам и с удовлетворением отметить: вон язычник валяется, вон еще трое, а вон их и вовсе целую гору какой-то благородный рыцарь возле себя навалил.

То есть погибшие имеются, но с обеих сторон, причем у врага их еще больше. И сразу становится как-то веселее.

Совсем другое, если ты изо дня в день видишь трупы лишь своих воинов, но при этом ни одного неприятельского. Это, знаете ли, наводит на некоторые тягостные раздумья.

Нет-нет, никто не сомневается в том, что рыцарское дело правое, а все эти потери есть лишь суровое испытание вседержителя, ниспосланное творцом истинным борцам за его дело. Все равно бог с нами. И все же как-то не по себе.

А если уж ты точно знаешь (как это и произошло во время неудачной высадки на берегу), что не пострадал ни один из врагов, а ваши потери исчисляются без малого шестью десятками рыцарей, то на душе делается и вовсе тоскливо.

Если бы магистр меченосцев Волквин знал, что может по праву гордиться тем, что в этот прекрасный солнечный день лета одна тысяча двести двадцатого от рождества Христова он изобрел новый род войск – морскую пехоту, то он мог бы утешить себя хоть этим. К тому же он ведь не только его изобрел, но даже успел применить его на практике, хотя и безуспешно, согласно русской поговорке, гласящей, что первый блин всегда комом.

Но Волквин ничего этого не знал, а поэтому сразу же после неудачного десантирования он настолько опечалился, что ушел к себе в палатку и целый день предавался тяжкой скорби и прочим грустным размышлениям, чередуя их с молитвами. Едва же он оттуда вышел, как ему доложили, что помимо боевых потерь с каждым днем стало увеличиваться число смертей загадочных, и та чертовщина, которая по ночам будоражила рыцарей в чистом поле, еще сильнее проявляет себя на воде.

Рыцари, которые в первые дни дежурили близ реки и должны были перехватывать русские ладьи с провиантом, стали исчезать, но не просто так. Находились очевидцы, рассказывающие, что самолично видели, как что-то мерзкое и зеленое, облепленное с ног до головы тиной и водорослями, хватало их и волокло в реку. А буквально через день ласковая двинская волна мягким неспешным движением выбрасывала на берег дочиста обглоданные человеческие кости и черепа.

– Водяной голоден, – перешептывались боязливо ливы и лэтты, исподтишка принимая свои собственные меры, чтобы задобрить речное божество.

Конечно, можно сказать, что все это суеверия, но ведь и впрямь ни один лэтт или иной туземец не был утащен на дно.

– Немецкое мясо вкуснее, – хмуро прокомментировал такую разборчивость Волквин, но меры принял. Побережье реки было полностью очищено от рыцарских отрядов, и набеги «водяного» прекратились.