СМЕРШ в бою - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Терещенко cтр.№ 96

Видно было, что он постепенно гасит свое волнение – слова становились спокойнее, движения размереннее, не выказывалось никакой озлобленности по адресу телевизионщиков и чекиста, принимавшего участие в его разоблачении…

– Ну, тогда проходите, проходите на кухню, – вдруг смягчился и даже несколько заторопился в приглашении гостей Филатов.

В крохотной кухоньке с плитой и умывальником он отодвинул столик от окна, занавешенного плотной зеленоватой тюлевой занавеской, и поставил его посреди комнатушки. У плиты на стенке висели в пропилах деревянной полочки до полутора десятка самодельных кухонных и для других целей ножей, – разной формы, длины и заточки. Все они блестели от полировки.

– Сколько же вы тратите время на шлифовку?

– Дней двадцать о лоскут шинельной шерсти с добавлением пасты для шлифовки.

Оператор Павел Колесник принялся снимать эту реликвию самодельных ножей с разнообразными рукоятками и банку с лучинами.

– Зачем сосновые лучины?

– Это не сосновые, а осиновые. Спички делают только из двух пород дерева, – тополя и осины. Они горят ровным пламенем. Я поджигаю ими конфорки газовой плиты – экономлю на спичках. Сейчас все дорожает, а пенсия моя стоит на месте – два кусочка. По моим меркам, приличная. Мне хватает, потому что овощи все свои: от капусты до картофеля. В этот ряд входят свекла и укроп, помидоры и фасоль, тыква и горох.

– Не охотитесь? – кто-то задал и такой вопрос.

– Нет, ненавижу охоту – это трусливое убийство, ибо дичь, птица или зверь, не может защищаться.

– Значит, вы настоящий землероб, – восхитился Андрей Суханов.

– Такой, как все, кто работает на земле. Ну, хватит кушать слова, вы с дороги, я сейчас вскипячу воды и приготовлю чая, заваренного на травах, которые собираю.

Я выложил на стол коробку конфет, предусмотрительно захваченную в Москве.

– Это для чая.

– Спасибо.

Он тут же на всю съемочную бригаду в четыре человека принес табуретки, поставил на стол банку меду и разлил действительно ароматный напиток. Разговор сначала никак не клеился, и мы решили начать с отвлеченной, но приятной ему темы – огорода. Как только зашел разговор о своем кормильце, хозяин преобразился.

– Давайте, я очень прошу, хоть на минутку выйдем, я покажу грядки, – заторопился почти семидесятилетний Филатов. – Дом я купил сразу же после отсидки, по приезде сюда. Не мог же я жить в Москве с таким позорным клеймом. Никто бы на работу не взял. Неприятно было жене, дочери и сыну. И подался я на родину в одном костюмчике. Все оставил семье. Дал себе обет – помощи просить ни у кого не буду, да и понимал, – навряд ли кто бы ее мне оказал. Уповать надо было только на свои силы – я же не белоручка, берегущий чистоту своих манжет. Стал постепенно обрабатывать огород самодельным инвентарем – денег на покупку заводского не было. Посадил картошку, фасоль, помидоры, свеклу, укроп, морковь… От огурцов отказался – зубов нет. Оборудовал подвал. Тяжело было пережить первую зиму, а потом приспособился, и можно было не бояться умереть с голоду. Я огороду помог, а он мне. С сорной травой воевал ежедневно, давал и даю ей постоянный бой, и она отступила. Видите, какая чистота на грядках! В таком состоянии они каждый сезон.

Действительно, на грядках ни одного сорняка, он за ними охотится с раннего утра и до позднего вечера нехитрым изобретением – «ковырятелем», так он назвал инструмент, изготовленный из рессорного обломка…

* * *

И все же, когда Филатов понял, что к нему приехали не бередить раны, не спрашивать о том, что ему неприятно, не перебирать грязное белье, он неожиданно сам заговорил о своем прошлом.

– Когда суд меня приговорил к «вышке» – расстрелу, то на второй день ко мне в камеру вошел неизвестный человек, – откровенничал вчерашний шпион. – Незнакомец представился сотрудником аппарата Ю. В. Андропова. Он похвалил меня, что благодаря моему сотрудничеству с органами КГБ были пойманы с поличным американские разведчики (супруги Винсент и Бекки Крокет. – А.Т.), а потом успокоил словами – вы расстреляны не будете.

Но все равно год и два месяца я просидел в одиночной камере – камере смертников. Это были самые страшные дни в моей жизни. Обыкновенно люди боятся смерти, а я боялся так жить. Время словно остановилось тогда для меня. От каждого шороха, от любого шага по коридору надзирателя я вздрагивал, – думал, палач идет по мою душу. Месяц я посидел и весь поседел, началось нервное истощение, но я не сдавался. Сила воли, откуда-то взявшаяся, меня держала на плаву жизни. Потом, когда высшую меру наказания мне заменили на 15 лет тюрьмы и плюс 5 годков поселения, – я ожил.

Что касается разоблачения – то военные контрразведчики и другие чекисты сделали все грамотно. Признаюсь честно, – я на них не в обиде. Работа есть работа. На их месте я так же бы поступил, – тут уже включается рубильник служебного долга.

В лагере жил отдельно от осужденных за уголовные преступления. Рядом были разные сидельцы: бандеровцы, диссиденты, чиновники, проштрафившиеся менты и подобные мне типы…

После освобождения из заключения заходил в американское посольство. Попросился встретиться с резидентом ЦРУ в Москве. Вышел ко мне заместитель, фамилию уже запамятовал. Я ему и говорю, помогите материально, я гол, как сокол. Из-за ваших стараний пришлось отсидеть почти пятнадцать лет. Он заметил, что я, мол, не гражданин США, а потому мне ничего не полагается. Тогда я спросил его о накопленной моей валюте в иностранном банке за время активной работы. Ведь «янки» обещали, что на мой счет будет «капать» по шестьсот – восемьсот долларов в месяц. Церэушник мне на это ответил, что Америка ему ничего не должна. Видно, догадались, что при моем участии завалили разведчика ЦРУ на Костомаровской набережной. Не простили, а может, это у них правило. Слышал не единожды, они то же самое говорили и другим провалившимся агентам.

Я вынес из общения с ними, что этот заморский народец жадноват по своей ментальности. Ради денег он готов на все, баксы для американца – это путеводитель по жизни. А те, кто считает, что деньги – это все, без сомнения, готовы на все ради денег. Одним словом, деньги – хороший слуга, но плохой хозяин. Если много денег – не радуйся, если мало – не горюй. У меня было первое и второе…

– Как живете с селянами? Вас они не обижают? – спрашиваю его.

– Нет, это же не город, живу мирно. Тут нет разгула преступности. Максимум – пьяный мордобой из-за пустяковой ссоры или из-за девчат. Со всеми селянами дружу. Часто хожу к местному кузнецу отковать какую-то железяку, нужную для огородного инвентаря или очередного ножа.

– А зачем окна, выходящие на улицу, забиты ставнями из кровельного шифера?

– От лишних глаз, света и шума. Мне неприятен яркий свет, он меня раздражает. Отвык я от него за время тюремного прозябания – я же был «кротом». Достаточно света при моем общении с природой. Я каждый день выхаживаю примерно по 10 километров. К сестре, живущей в родном селе, хожу пешком.