Эхо войны - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Гришин cтр.№ 47

– Да, Нельсон тоже был одноглазым, – сказал он наконец, но он не знал детских прозвищ, не знал, что такое «косой», «кривой», «квазиморда», «циклоп» и других. Нельсон глаз потерял в бою, он знал радость победы и к тому же радость любви, любви женщины, да какой женщины – королевы, что не каждому дано, лишь единицам.

Я молчал, слушал, что дальше будет. Он тоже помолчал, потом заговорил:

– Я в Ленинграде родился, отец у меня кадровый военный. Конечно, когда война началась, с первых дней – на фронт. Мы с мамой жили в Ленинграде, эвакуация еще не началась…

…В одну из первых бомбежек в наш дом попала бомба, я помню, это ночью было: какой-то грохот, шум, было очень больно голове, особенно с правой стороны, я потерял сознание, потом услышал чьи-то голоса, и какой-то мужской голос сказал:

– Ребенок, кажется, жив, только лицо изуродовано сильно, а женщина уже отошла.

Потом меня несли, везли, делали что-то с моим лицом, перевязывали, было очень больно. Когда снимали повязки – тоже было больно. Потом опять везли куда-то на машине, поездом – долго везли. В конце концов, оказался в Куйбышеве, в госпитале.

Много там детей было покалеченных: у кого рук не было, у кого ног, у кого головы перевязаны, как у меня. Мы плакали, нас кое-как кормили, нянечки ухаживали за нами, причем каждый раз, когда кормили, свои слезы утирали. В госпитале мне опять делали что-то на лице; в конце концов, все проходит, и у меня прошло. Глаза у меня не было правого, щека правая была изуродована, нос был покалечен, на правом ухе пришлось делать операцию… В другое время, может, это бы аккуратно все и заросло, а тут остались шрамы буграми и все лицо обожженное. В общем, неприятная была картина, если смотреть на меня с правой стороны. Потом меня из госпиталя выписали – в детдом, в том же городе. Одна из нянечек мне сшила повязку, которая прикрывала глаз и часть изуродованной щеки, но все равно не избежал я детских прозвищ и насмешек. Дети сами по себе, конечно, жестоки, и не поймешь, почему в них такая жестокость: то ли из боязни того, что и с ними может такое случиться, то ли еще по какой причине, но иногда один разговаривает, допустим, со мной, а второй там, где у меня вместо глаза повязка, показывает кукиш. Всем смешно, а я не вижу, над чем смеются, и мне, конечно, обидно.

Место мое было на последней парте, да еще так, чтобы мою правую сторону поменьше видели. Учителя редко меня вызывали к доске, надо сказать, почти не вызывали, спрашивали с места. Учился я хорошо. Так прошел, наверное, год. Друзей у меня не было, потому что стеснялись со мной общаться, видя мое уродство.

Однажды зимой шел я из школы, ужасно замерзли ноги и руки. Одежда, сами понимаете, была вся на «рыбьем» меху. Недалеко от нашего детдома была радиомастерская, и я решил зайти туда погреться, уж очень замерз. Я зашел, там сидел за столом мастер, что-то делал с приемником, рядом сидели двое мужчин, тихо в спокойной обстановке беседовали о чем-то своем. Мастер на меня глянул и продолжил свои дела, не выгнал, не крикнул, ничего не спросил. Я подошел к батарее (она была теплая, не горячая), прислонился к ней спиной и руками. Мастер еще раз на меня глянул, даже подмигнул. Так я и стоял. Мужчины мирно беседовали о чем-то, спорили, произнося непонятные мне слова. Потом-то я понял, что это просто радиолюбители, которые обсуждали свои схемы. Когда мужчины поднялись, я испугался, что меня сейчас выгонят, и вышел.

На следующий день, проходя мимо, мне очень захотелось туда зайти. Когда я зашел, мастер был один. Он увидел меня, узнал.

– Ну, здравствуй, Нельсон!

Я не знал, что такое «нельсон», думал, что он меня по имени назвал, и сказал, что я не Нельсон, а Павел.

– Я не угадываю имена, я по другим признакам тебя назвал. Ничего, вырастешь и узнаешь, кто такой Нельсон. Что тебя ко мне привело? Дело какое?

– Да, я замерз.

– Погрейся, подходи вот сюда, садись поближе, рассказывай, на каком фронте воевал.

– Я не воевал, – сказал я, усевшись.

– А где ранение получил?

– В Ленинграде.

– Значит, на Ленинградском фронте. Ты в детдоме?

– Да, в детдоме.

– Хорошо, подай-ка мне вон то алюминиевое шасси.

Я подал и тут заметил, что у него вместо ноги деревяшка. Я пригляделся: конечно, много беспорядка было в мастерской, все какие-то штучки, как я потом узнал – конденсаторы сопротивления. Много чего лежало в коробке. Когда ему что-то требовалось, он начинал долго ковыряться и пинцетом, и пальцами. Я сидел, смотрел, а потом у меня возникла мысль.

– А можно, я помогу? – спросил я.

– Ну, почему же нет, помощь никогда никому не мешала.

Я положил свою сумку с тетрадками и книжками, стал разбирать сваленные в углу коробки – то были части каких-то разбитых приемников. Сначала отодвинул их в сторону, в этом углу вымыл, вынес мусор, потом стал аккуратно складывать. Пока я всем этим занимался, мастер не раз за мной наблюдал и попутно ухмылялся. Я сложил с одной стороны приемники, с другой алюминиевые шасси, подмел. Посмотрел, у него на столе тоже беспорядок, но к столу я, конечно, не прикасался. Потом у меня возникла еще одна мысль. Там был один ящик, я не знал, для чего он предназначен. Плоский, невысокий, миллиметров, наверное, 70−80 в высоту, в нем лежал всякий хлам. Я сделал внутри него ячейки и предложил разобрать коробку с деталями.

– Ну, почему же нельзя, можно! – сказал мне мастер.

А я уже знал, что там разные номиналы есть – сопротивления, омы, килоомы, фарады, микрофарады… И вот, начал разбирать, каждый номинал в свою ячеечку стал класть, конденсаторы тоже. Он с интересом наблюдал. Два дня я потратил на эту разборку, причем не просто детальки перекладывал, а еще выпрямлял ножки, снимал остатки олова, если паяльник был не занят. Потом попросил разрешения, и он разрешил со старых шасси спаивать детали. Я распаивал и раскладывал их аккуратно в ячейки по номиналу. Когда закончил работу, он удивился, насколько она ему жизнь облегчила: теперь ему не нужно было рыться в коробке, чтобы найти нужную деталь – достаточно просто глянуть на надписи, где какой номинал лежит.

Однажды ему надо было уйти. Сказав, что он уходит, он внимательно посмотрел на меня:

– Вот что, я тебя закрою здесь, а через часик вернусь.

Я не возражал. Он ушел, я посмотрел на его стол – он был, конечно, не в идеальном состоянии, взял нож, тряпку с водой, мыло тогда в дефиците было, намачивал тряпкой часть стола и соскабливал ножом грязь. Получилось очень хорошо, стол оказался чистым и аккуратным. Я вытер подоконник, изнутри помыл окно, прибрал все. Когда он пришел, то очень удивился, что у него, оказывается, такой хороший стол и рабочее место.

Так шло время, прошло около месяца, вдруг он мне дает деньги. Я очень удивился и даже испугался: сумма была довольно приличная.

– А это тебе за работу, – произнес мастер, протягивая деньги.

– Какую работу?