Перстень царя Соломона - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Елманов cтр.№ 49

Жеребец был обряжен под стать хозяину. Над головой какие-то цветные перья, по бокам с упряжи гроздьями свисает уйма серебряных колокольчиков и даже каких-то яблочек с прорезями, а спереди, на уровне груди, болталась шелковая кисть, перевитая серебряными нитями. Да что украшения, когда даже сама уздечка с поводьями перемежалась серебряными кольцами. Про седло и вовсе отдельный разговор. Обтянутое фиолетового цвета бархатом, который крепился гвоздиками, да не простыми, а тоже из серебра, оно само по себе представляло произведение искусства.

Ехать в таком виде было достаточно жарко – погодка стояла теплая – и чертовски непривычно. Сам себе я напоминал то ли ряженого в каком-нибудь спектакле на средневековую тему, то ли – особенно когда колокольчики колыхались и звенели громче обычного – некоего шута.

Виду я не подавал, изображая надменность и суровость, но на душе было неприютно, и мечталось только об одном – поскорее стянуть с себя эти маскарадные штучки-дрючки и напялить что-то поприличнее. Потом конечно же привык – куда деваться,- а поначалу ох как тосковал по нормальной одежде.

Это я вам описал ее лишь частично, просто для общего представления, причем по возможности стараясь избегать всяческих там загадочных терминов. Не думайте, что я такой уж бестолковый и за все время пребывания на Руси не нашивал опашней, охабней, не научился отличать турско- го кафтана от куцего польского, а терлик от емурлука. Вот только вам оно зачем?

По той же причине я называю некоторые из общеизвестных сегодня одежд именно так, как принято в двадцать первом, а не в шестнадцатом веке, то есть снова исключительно для вашего удобства. Например, не именую один из видов кафтана сарафанцем, хотя сам его не раз носил, потому что он является тут мужской одеждой. Все женские как раз наоборот – буду именовать в основном сарафаном. Вам же лучше. Можно, конечно, скорчить умную физиономию и начать сыпать всяческими мудреными названиями, вроде «сукман», «костолан», «носов», но оно вам ни к чему, Да и мне тоже.

А комизм ситуации в том, что рядышком с эдаким щеголем, выделяющимся среди прочих не только прической – здесь народ, и даже знатный, как я заметил, стрижется в основном чуть ли не под ноль,- но и многими другими нюансами, из-за которых во мне чуяли залетного чужака, следовали сразу Три купца, причем все как один – типичные евреи, и не только по своей внешности, но и по одежде.

Колоритное зрелище, ничего не скажешь. Нанятые Ицхаком холопы, вооруженные до зубов для охраны заемных денег, только добавляли экзотики. А без них никак. Каждая тысяча условных рублей весила свыше четырех пудов. И без разницы, в чем именно ты ее получишь, в новгородках или в московках. Правда, мы старались брать преимущественно золотом, так что получалось в двенадцать раз легче, да и навряд ли кто-нибудь осмелился бы нас грабануть посреди бела дня в самом центре Москвы, но береженого бог бережет.

Разумеется, в предварительном прощупывании будущего заимодавца я участия не принимал – для того имелся Ицхак. Лишь когда становилось ясно – человек в принципе не возражает, хотя не факт, что согласится,- наступала моя очередь. Не хвалясь, замечу, что именно благодаря мне ближе к середине мая в наших карманах, а точнее в сундуках у Ицхака, приятно позвякивало свыше двенадцати тысяч серебром.

Причина в щедрости. Будь на моем месте еврей, он ни за что не стал бы увеличивать и без того достаточно высокий процент, ограничившись предлагаемым вначале – с каждого рубля по шесть алтын и две новгородки. Зато я, если кто-то продолжал колебаться, без малейших раздумий лихо его увеличивал, при необходимости доводя до тридцати, сорока, а то и до пятидесяти копейных денег с рубля. Ицхак только губы кусал, слушая, как я небрежно набавляю ставку.

Зато благодаря этой щедрости – все равно отдавать не придется – мы и набрали столь внушительную сумму, потому что даже у тех, кто поначалу колебался, жадность в конце концов превозмогала остальные чувства, и они, вздыхая, лезли в свою мошну, жаждая в три месяца получить на своей тысяче триста, четыреста, а то и пятьсот рублей. Единственное, что поручительства Ицхака не всегда хватало, поэтому приходилось прибегать к помощи других купцов, которые соглашались, но далеко не безвозмездно, требуя свой процент за риск.

Тем не менее дело двигалось, и весьма успешно. Один только казначей Фуников отвалил нам пять тысяч рублей в обмен на долговую расписку о выплате с каждого рубля аж по тринадцать алтын и две сабляницы – сорок процентов. «Крапивное семя», то есть дьяки с подьячими, вообще оказались самыми богатыми – куда там знати. От них нам в общей сложности перепало почти десять тысяч. А самым денежным, если не считать казначея, оказался дьяк Разбойной избы Григорий Шапкин.

Да-да, тот самый. Хотел было я с ним переговорить о судьбе Андрюхи, дабы вызволить парня из застенков, но Ицхак отсоветовал, заявив, что тем самым я все испорчу. Мол, насторожившийся дьяк и денег не даст, и Андрюху не выпустит. Более того, он еще и сам займется расследованием, и как знать, что именно там накопает. К тому же Апостол по бумагам числится моим холопом, следовательно, что бы ему ни приписали, а ответ держать хозяину.

Зная, сколько у этого хозяина денег, нет сомнений, что Шапкин найдет изрядно грехов за Андрюхой.

И вообще, такие дела лучше вести поврозь – вначале взять деньги, а уж потом, спустя несколько дней, выходить на него с ходатайством об освобождении, но не мне, а кому-нибудь другому. Поколебавшись, я согласился, о чем буквально через три дня горько пожалел – Шапкина отвезли на Пыточный двор в Александрову слободу, и с кем теперь договариваться об освобождении Апостола, я понятия не имел.

Что же до займов, то чаще всего благодаря моему неистовому напору все удавалось решить за один день. Реже на это уходило два, а один раз – три дня, причем всякий раз переговоры заканчивались бурной попойкой, и, когда мы подались к думному дьяку Висковатому, я с ужасом думал только об одном – снова придется пить.

Но у царского печатника все пошло не по стандартному, обычному раскладу…

Не было там этой Серой дыры. Даже хода туда не было.

Совсем.

Сколько раз замечал – первое впечатление у меня, как правило, в конце концов оказывается самым верным. Бывает, зайдешь в дом или квартиру, и охватывает чувство неприязни к его обитателям. Случалось такое и здесь. Не знаю, аура у них такая или еще что-то, но вот не нравится, и хоть ты тресни. Психолог и да экстрасенсы подобрали бы по этому поводу немало объяснений, а то и какую-нибудь мудреную теорию. Я ж по-простому, без анализа – не по нутру мне у них и все тут. В лучшем случае чувствуешь себя не в своей тарелке – и сам скованный, и лавка под тобой неудобная, и тоскливо как-то. В худшем и вовсе хочется бежать без оглядки.

У Висковатого мне впервые было нормально, даже как-то уютно. И светлее – хотя в окошках была точно такая же слюда, как и везде, но зато сами рамы по размерам гораздо больше. Кстати, были у него кое-где и настоящие стекла тяжелого тускло-зеленого цвета, но они пропускали свет даже хуже слюды. И чище – двор был не только застелен бревнами, но на них поверх еще и набили доски. Такое мне тоже доводилось встречать пару раз, но тут следили и за чистотой – все подметено так, что любо-дорого смотреть.