Разум VS Мозг. Разговор на разных языках - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Бертон cтр.№ 9

Тот же эффект можно получить в виртуальной среде, когда руки аватара располагаются так, что субъект чувствует, будто руки аватара – это его руки. Перенося чувство принадлежности на виртуальную руку, человек, недавно переживший ампутацию, легче адаптируется к протезу. В результате мозг пациента перепрограммируется, чтобы принять протез как продолжение собственного тела [39]. Другой пример пользы от изменения образа тела – использование инвертированных линз для того, чтобы видеть руку меньше нормального размера. Когда пациенты с хроническими болями в руках видят больную руку в уменьшенном виде, интенсивность переживаемой ими боли снижается. Удивительнее, что у этих пациентов, как было замечено, поврежденные конечности значительно меньше опухают при движениях. И наоборот: при использовании бинокуляров для увеличения размера больной руки, интенсивность боли, о которой сообщали пациенты, и измеряемый объем опухоли увеличивались [40].

Намеренное изменение репрезентации тела открывает обширные возможности для решения разнообразных проблем, характеризующихся нарушениями восприятия собственного тела – от нервной анорексии до дисморфофобий, которые выливаются в обширную пластическую хирургию (вспомните Майкла Джексона или Джоан Риверз [12] ) [41]. В конце концов, такие примеры проливают свет и на отношения между изменением облика тела и тем, как мы видим себя в мире, – перспективное направление для научного исследования.

Коротко суммируя сказанное, можно сказать, что чувство целостного образа тела, в котором находится наш центр осознания, плюс восприятие нами мира «от первого лица» совместно формируют каркас нашего Я. Мы даже предложили метафору крепостного рва (в качестве которого выступает чувство личного пространства), окружающего замок, ставший домом для нашего неповторимого королевства. Как бы вы ни описывали все эти чувства, неизбежно окажется, что одно только чистое ощущение является единственным необходимым и достаточным условием, обеспечивающим переживание физического Я, на которое каждый из нас, включая нейробиологов и философов, навешивает собственные восприятия и представления о разуме.

Пьеса диктует себя сама, но я признаю, что я написал ее – намеренно, злостно, целенаправленно, подчиняясь ее развитию.

Гарольд Пинтер [13] [42]

Грозовая ночь. Вы едете по узкой двухполосной дороге. Как только вы огибаете поворот, прямо перед вами поперек дороги неожиданно валится дерево. Не задумываясь, вы выворачиваете через двойную сплошную, избегая столкновения с деревом, но впечатываетесь во встречную новенькую BMW. К счастью, никто не пострадал. Вы извиняетесь перед другим водителем, затем в запале говорите, что вы хороший водитель, но аварии невозможно было избежать. «Я действовал рефлекторно. У меня не было времени подумать». Полностью занятый мыслями о том, как это происшествие поднимет ваши страховые взносы, вы рассеянно лезете в свой бардачок, вытаскиваете документы на регистрацию и страховку автомобиля и передаете их другому водителю.

В этом сценарии вы приписали двум действиям совершенно разную степень преднамеренности и контролируемости, основываясь на своих ощущениях в отношении этих действий. Хотя вы совершили оба действия без тени осознания, вы приписали потерю контроля над машиной своим рефлексам, в то же время взяв на себя полную ответственность за передачу другому водителю своих документов. То, как мы думаем о себе и даже как определяем, что представляет собой наше Я в противоположность биологическим процессам, тесно связано с нашим пониманием таких психологических состояний, как ощущение усилия, воли, намерения, и даже переживанием того «что я делаю в данный момент».

Понаблюдайте, как ваша собака или друг бегут за диском фрисби, который вы бросили. Никто из них не бежит к месту, где диск находится в текущий момент. Оба подсознательно просчитывают, где пересечется траектория их текущего направления движения и траектория полета диска. То же самое верно для ситуации, когда орел на лету ловит воробья или лев несется за своим завтраком из газели. Успешность двигательного поведения зависит от постоянно обновляемых подсознательных вычислений, которые учитывают все: от скорости ветра до плотности воздуха и твердости почвы под ногами. Чтобы это сделать, мозгу необходимо представить Я находящимся в ситуации прокладывания своего пути в окружающем мире и способным проделать этот путь. Репрезентации Я, внешнего мира, а также схемы двигательных актов должны быть наготове, чтобы мозг мог смоделировать как «вы» бежите в различных направлениях и с разной скоростью, а затем рассчитать оптимальную траекторию, чтобы вы могли схватить фрисби.

Нейробиолог из Нью-Йоркского университета Рудольфо Льинас даже утверждает, что планирование и предсказание движений является основной причиной наличия психической жизни [43]. Хотя это может звучать как чрезмерное упрощение, его позиция заслуживает внимания. Каждый наш поступок является выполнением некоторого двигательного плана. Большинство абстрактных мыслей посвящены рассмотрению каких-либо прошлых или будущих действий. Невозможно думать о какой бы то ни было проблеме, будь то голосование или медитация, игнорируя, что вы будете в этот момент делать. Не делать ничего – значит тоже действовать. Мышление – это двигательная активность разума.

Льинас указывает, что мозг есть только у тех организмов, которые двигаются. Дереву не нужна центральная нервная система, поскольку оно никуда не ходит, но животному, вышедшему на охоту, необходимо видеть, куда оно движется, и предугадывать – возможно, даже представлять – свое будущее местоположение в мире. Живой иллюстрацией своей теории Льинас считает асцидии. Эти морские обитатели начинают свою жизнь в виде подвижной личинки, обладающей рудиментарным мозгоподобным сгустком из приблизительно 300 нейронов. Но когда асцидия находит гостеприимное место на дне океана и пускает корни, она перестает двигаться. Не имея потребности двигаться, она, очевидно, лишается причин к дальнейшему использованию своего мозга и потому съедает его [44].

К счастью для тех, у кого не такой крепкий желудок, мы эволюционировали дальше асцидии. Наш разум всегда в движении, даже когда мы остаемся на месте. Как только это Я приходит в рабочее состояние, его необходимо поддерживать посредством цели и чувства контроля как над психической, так и над двигательной активностью. Без явного чувства контролируемого и целенаправленного поведения все превратится в рефлексы: не будет потребности в разуме, принимающем сознательные решения [45].

Знакомьтесь, это так называемое чувство агентивности – ощущение того, что именно вы порождаете или являетесь причиной действия. Чтобы внести необходимую ясность, мы заглянем к вам на покерную партию в пятничный вечер. Глупый новичок, сидящий справа от вас, сделал ставку, и ваша очередь поднимать, уравнивать или пасовать. Вы смотрите в свои карты, размышляя, добавить ли несколько фишек или сбросить карты. Глядя на свои пальцы, зависшие над фишками, вы наконец осознаете, что это ваши пальцы (испытывая чувство принадлежности). Затем вы преднамеренно, осознавая свое движение, протягиваете руку к своим фишкам (чувство агентивности). Вы также осведомлены о возможностях использования фишек для повышения или уравнивания ставок. Подбирая несколько дополнительных фишек, чтобы повысить ставку того идиота, который сделал ее, не имея ничего на руках, вы добавляете чувство сознательного выбора одного из доступных вариантов (чувство выбора).