— Нодж?
Нодж делает глубокий вдох:
— По-моему, глупо. Как вы проверите, что женщина не соврала?
— Это всегда можно понять, — говорит Тони, нервно листая меню.
Здесь неплохой выбор десертов, что, впрочем, не означает их съедобности. Самым привлекательным мне кажется пирог из сухой моркови. Есть еще «Барфи»
[24]
, который на поверку оказывается просто разноцветным чудом химической промышленности, в изобилии предлагаемым на Саусхольском рынке, и еще нечто под названием «Рас Малай»
[25]
— пирожки со сгущенкой в сметане. Тони заказывает «Кулфи»
[26]
, а Нодж — «Рас Малай». Мы с Колином от десерта отказываемся.
— Как?
— Когда они кончают по-настоящему, у них влагалище как будто сжимается. Это можно почувствовать. И кровь приливает.
— Не всегда!
Тони вздыхает и закатывает глаза.
— Ты просто не хочешь в этом участвовать, потому что тебе это кажется… непристойным. Как будто ты можешь предложить более интересную тему. И кстати, кого ты возил в такси на этой неделе?
Нодж краснеет. Как я уже говорил, он никогда не выходит из себя, потому что это значило бы потерять контроль, но временами чувствуешь, как внутри у него бурлит вулкан ярости, выходящий на поверхность в виде пренебрежения или высокомерной отстраненности.
— Дело не в этом. Я лишь хочу сказать, что не всегда можно определить, правду ли говорит женщина, — невозмутимо парировал он.
Наступает долгая пауза. Вечер испорчен. Так нередко бывает: то, что начинается как невинная шутка, заканчивается настоящей схваткой. Как будто мы все стали настолько уязвимы, что можем причинить боль, задев кончиком мизинца. Нам надо быть очень осторожными в обращении друг с другом, учитывать, что защитные механизмы не срабатывают. Но все равно нам хорошо вместе. И дело не только в привычке. Я думаю, в глубине души мы действительно любим друг друга. Но какой от этого прок, если только в глубине?
Нельзя позволить паузе затянуться, а то станет холодно, как на Северном полюсе, поэтому я затеваю разговор. Навожу мосты, невзирая ни на что. То же самое пытается сделать Колин, но он не обладает необходимыми навыками. Способов существует масса. Я смотрю на спорщиков с мольбой.
— Мальчики, мальчики. Давайте жить дружно.
И тут же понимаю, что попытка не удалась, это был неверный ход. Теперь они направили свой гнев на меня.
— Не надо говорить со мной как с младенцем, — обиженно заявляет Нодж, прикуривая сигарету.
Тони просто морщится и кивает, соглашаясь. Несмотря ни на что, я продолжаю расчищать заносы.
— Хорошо. Итак, вопрос: сколько, максимально, оргазмов вам удавалось вызвать у женщины за один раз, при условии, что разом считается время с момента, когда ты снял одежду, до момента, когда ты снова ее надел. Множественный оргазм считаем за два, полагаясь на слова женщины. Так же, как и в случае с единичными оргазмами.
— Другими словами, сколько, максимально, раз женщина тебе сказала, что ты довел ее до оргазма? — уточняет Нодж, затягиваясь так сильно, что табак прямо на глазах превращается в пепел. У меня в голове вдруг возникает слово «трансформация». Дерево вырастает, превращается в огонь, потом в дым… Я запутываюсь, тушу непрошеную мысль как окурок и возвращаюсь к разговору.
— Но лучше мы ничего не придумаем.
— Ладно.
Теперь Тони, похоже, доволен.
— Кто начнет?
— Ты все это затеял, вот сам и начинай, — логично замечает Нодж.
— К тому же тебе, похоже, не терпится поделиться с нами, — добавляю я.
— Да, — говорит Колин.
Или, по крайней мере, артикулирует это. Музыка орет очень громко, а Колин говорит тихо.
Тони сжимает губы, как будто ответ его не заготовлен заранее. Глаза устремляются в потолок.
— У меня один раз была чертова дюжина. Без множественных.
Нодж смеется. Потом показывает куда-то вверх, за окно, и восклицает:
— Ну надо же! Такое не каждый день увидишь. Целое стадо. И выстроены в ряд.
— Что? — спрашивает Тони.
— Там, наверху.
Я тоже пытаюсь разглядеть.
— Что? Где?
— Поросята, — отвечает Нодж.
Я смеюсь, поворачиваюсь к Тони, элегантным движением головы откидывающему челку, которая вечно падает ему на глаза. Он убежден, что женщин возбуждает этот жест.
— Тринадцать одинарных за один раз невозможно физиологически, — тоном ученого мужа заявляю я.
Тони пожимает плечами, мол, мне неважно, верите вы или нет.
— Это она была такая заводная. Я же не говорю, что я…
— Что? Жеребец? Мужик с каменным членом? Конечно, нет, — фыркает Нодж.
— Все, что от меня требовалось, — это дотронуться до нее в определенном месте и… фьюить.
— Фьюить?
— Нет, не фьюить. Скорее…
Тони начинает кряхтеть, как будто пытается взять неподъемный вес.
Нодж по-прежнему пытается устраниться от неприличных подробностей. Он хочет выглядеть беспристрастным аналитиком.
— И сколько времени это заняло?
— Одну ночь. Мы не спали всю ночь. Я принял экстази.
— Подожди, — снова встреваю я. — Тогда это не считается.
Нодж кивает с видом строгого судьи.
— Не считается.
Колин тоже кивает, но молча.
— Это все равно, что употреблять стероиды в бодибилдинге, — говорю я.
Тони делает вид, что страшно возмущен. Разводит руками. Изображает оскорбленную невинность.
— Да. Ты должен быть чистым, — поддерживает меня Нодж.
— Это же глупо, — не соглашается Тони. — После пары бокалов вина тоже не считается?
Мы растерялись.
— Справедливое замечание, — говорит Колин. — Вино тоже влияет на количество организмов.
На сей раз Колина слышно хорошо, и мы дружно начинаем смеяться.
— Я имел в виду — оргазмов.
Он смутился. На нем футболка с надписью «Силвер-Велли Силикон». Это компания, на которую он работает.
— Все так, Кол. Но только алкоголь влияет отрицательно. Он может уменьшить количество оргазмов. А экстази — увеличить, — со знанием дела объясняет Нодж.