Еще не дойдя до самого Дома, мальчик слышит песню, это красивая минорная. мелодия, ее поют другие мальчики-юнгфольковцы: «…в битву к победе, Э-эм-А вперед, в битву к победе, Э-эм-А вперед!»
[24]
Непонятное Эм А с долгим Э, похожее на какое-то чужеземное женское имя или на имя «Эмма», а «Эмма» похоже на «immer» — «всегда!», и вообще это вроде тайного знака и потому отзывается глубоким потрясением в душе юного службиста. Ему и в голову не приходит спросить у кого-то, что значит это слово.
Мальчишка то и дело сталкивается с загадками. Например, один из участников сбора советует остальным, возвращаясь домой, не ходить кружным путем, а лучше всего идти группами по несколько человек и все время быть начеку, так как в темноте за любым углом тебя могут подстерегать коммунисты. Слушая эти советы, мальчик ощущает щекочущий страх, ведь это придает участию в сборе оттенок исполнения осмысленного долга, за которым маячит перспектива геройского подвига. Но вот загадка: значит, коммунисты где-то тут, в нескольких метрах от нас? Враги в собственной стране — как такое может быть? Что же это за семьи такие, как это может быть, что такие живут на свете? Коммунисты — это, должно быть, что-то очень странное. Но разве Гитлер не заключил пакт с Россией?
Или еще: почему это его товарищи так любят петь: «Пришли мы к Мадагаскару, но нас не пускали в порт, корабль был в чумном карантине, что ни день, то мертвец за борт» И почему вожатый отряда говорит, что лучше бы мы не пели эту песню? Разве она запрещенная? Полузапрещенная. Что значит — «полузапрещенная»? И ведь я, кажется, где-то слыхал про то, что на Мадагаскар хотят выслать всех евреев?
Или еще: разучивается новая строфа песни «Братья в цехах и в шахтах»: «Гитлер — наш славный фюрер, дороже, чем золота дань, текущая с тронов еврейских в его могучую длань». Разве есть где-то еврейские короли или императоры? И неужели Гитлер получает от них плату золотом? Мальчишка и не думает попросить кого-нибудь, чтобы помогли ему разгадать эти загадки.
А ну, споем-ка что-нибудь веселенькое!
На Кубе негры — на дыбы,
и ночь оглохла от стрельбы,
а камни устланы телами
со вспоротыми животами.
В каждый всажен нож со страстью
людоедом черной масти.*
— А ну-ка, слушайте все! «Дикие гуси», новая строфа:
Евреи вновь и вновь в пути,
решили море перейти,
а воды свод смыкают свой,
и в мире наступил покой.*
— Три, четыре! — И Анатоль бодро поет вместе со всеми, а перед глазами у него картинка, как смешные тряпичные человечки валятся за борт.
Иное дело, когда поют вот это:
Отчий дом за речкой Прут,
теплый край у моря,
укрепи наш дух и труд,
что отцы в крови несут.
Нас Германия зовет,
мы дороге рады,
а Дунай, как встарь, поет.
Родина, мы рядом!*
Здесь смысл понятен ему и без подсказки вожатого, и на душе почему-то становится грустно. Слушай, ты хорошенько старайся на занятиях; если сумеешь себя показать, то можешь выйти в вожатые. Героическая история, которую рассказывают на этой неделе, такая жуткая, что даже слушать страшно: ведь это же надо, чтобы обгоревшими руками человек продолжал держать раскаленный штурвал! Поэтому все, даже не пикнув, и лишь незаметно иногда подхалтуривая, выполняют двадцать приседаний и двадцать отжиманий. Ну и устал же я! Слабенькому Осси разрешено остановиться после десятого раза:
— Учтите, он потрудился не меньше остальных!
— Ого! Вот когда пошло настоящее веселье!
Вся усталость забыта, потому что каждый может теперь выступить в роли палача: давать затрещины, тумаки, щелбаны в лоб, щипаться — в популярной игре с фантами «Допрос по-польски» дозволено все.
Эпизод 55. Март 40-го
Приобщение к униформе. Длинная, серая окраинная улица, мать и сын. Сын — совсем старичок, все детство осталось позади, так далеко, что почти уже неразличимо, детство осталось в другой эпохе, в другой стране. Сейчас ему десять лет, десятилетний возраст давит ему на плечи, заставляет сутулиться.
— Не сутулься так, — говорит мать, — это вредно для легких.
Мальчишка тотчас же распрямляет плечи и начинает глубоко дышать скверным воздухом маленьких литейных и штамповочных мастерских, угольных лавчонок, расположившихся по черным дворам в подвальных помещениях, в которые надо спускаться по разбитым ступенькам. Мальчишку только что принял в свои ряды немецкий юнгфольк, в книжечке юнгфольковца растолковано, каким должен быть юнгфольковец и в чем состоят его обязанности: юнгфольковцы — закаленные люди, они немногословны и верны, юнгфольковцы — настоящие товарищи, главное для юнгфольковцев — это честь. Только свежая грязь на ботинках делает юнгфольковцу честь. После боя — сразу почистить! Летняя и зимняя форма одежды. Галстук и узел. Портупея и пряжка. Вельветовые и спортивные штаны. Коричневая рубашка. Обмундирование в целом и все нашивки, которые прибавляются за различные заслуги, да еще приемное испытание и клятва юнгфольковца с Божьей помощью, а также походный нож, т. е. кинжал, обязательно должны быть изделиями германских военных мастерских и куплены в соответствующем магазине.
Длинная, серая школьная улица на отрезке, где она отчасти становится торговой улицей. У дверей спортивного магазина мальчишка немного повеселел. Дверь с колокольчиком, доска с надписью «Арийский магазин. Торговля только по твердым ценам!» Множество всякой подарочной ерунды: расписные фаянсовые кружки с надписями, выполненными новомодным старонемецким шрифтом: «Всегда, и в зной и в холода, любовь все так же горяча»; тарелки: «Быть одному — не хорошо никому, зато когда в тиши, да кругом ни души, один да одна, вот это да!»; поучительные изречения в виде настенных украшений, вышитых салфеток, одно из них под дымчато-зеленым стеклом так понравилось мальчишке, что его тотчас же и купили: «Знай — работай, а награда придет сама!»
— Ведь так и есть, мама! Когда засядешь по-настоящему, уже нет никакой разницы, играешь ты или работаешь.
— Умненький мальчуган! — с довоенной приветливостью похвалила довоенная продавщица. — Так тебе, говоришь, нужна вся обмундировка? Давай выбирай!
Для мальчишки, приехавшего с Востока, немудрено было, глядя на фотографа Кюнеле, к которому тут же пошли, чтобы увековечить в открыточном формате новоиспеченного солдата как в летнем, так и в зимнем облачении, подумать по-румынски про собаку; прием в младший отряд юных гитлеровцев и последовавшая затем фотосъемка, запечатлевшая факт приема, тяжким грузом давит ему на плечи, и спина снова сутулится.
— Взгляни-ка, — говорит мама.
На длинной глухой стене написано мелом:
Поляк попятный ход трубит,