Нью-Йорк - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Резерфорд cтр.№ 138

– Насколько я понимаю, вы не республиканка, – сказала Хетти.

– Я могла бы ею быть. Республиканцы говорят, что люди вольны поступать, как им вздумается. С этим я согласна. Но если меня начинают поучать, то пусть идут к дьяволу.

– Полагаю, все зависит от того, что́ вы подразумеваете под свободой.

– Я помогаю женщинам обретать свободу. Свободу не иметь ребенка, если они не хотят.

– Вы устраиваете аборты.

– Не так, как вы думаете. Не часто. Обычно я даю порошок, от которого все прерывается.

Было видно, что мадам Рестелл любила не только поступать, как ей вздумается, но и поговорить об этом.

– Наверное, во Франции принято иначе, мадам, – учтиво, но твердо сказала Хетти.

Однако эта реплика была встречена хохотом.

– Вы считаете меня француженкой, потому что я называю себя мадам Рестелл?

– Мне так казалось.

– Я англичанка, милочка, и горжусь этим. Родилась в Глочестере. Добрый старый Глочестер! Мы были бедны как церковные мыши. Теперь у меня особняк на Пятой. И я все равно считаю Линкольна дураком.

– Понятно. – Хетти дала установиться тишине.

Они миновали церковь Благодати.

– Вы знакомы с женой Линкольна? – спросила вдруг абортистка.

– Не имею чести.

– Ну а я никогда не видела, чтобы женщина так вела себя в магазинах, уж будьте покойны. Видела ее однажды. Она совершенно сходит с ума, когда попадает в Нью-Йорк, что происходит, как вам известно, довольно часто. Неудивительно, что на нее жалуется конгресс.

– Миссис Линкольн пришлось переустраивать Белый дом, – возразила Хетти, обороняясь.

– Еще бы!

– Знаете, – с достоинством произнесла Хетти, – я тоже считаю, что люди должны быть свободны. Я считаю, что Господь наделил свободой всех, независимо от расы и цвета кожи. И я думаю, что мистер Линкольн прав.

– Ох, милочка, да пусть будет прав! Я не спорю. Я ничего не имею против черномазых. Они не хуже и не лучше нас с вами, это уж точно. Но из-за этого гибнет слишком много людей.

Они уже доехали до Юнион-сквер и приготовились свернуть направо, на Четырнадцатую, когда кучер сбавил скорость и постучал в окошко кнутом. Близ Ирвинг-плейс улицу перекрыла толпа человек в сто или больше.

– Давайте в объезд, – распорядилась мадам Рестелл.

Они осторожно объехали Юнион-сквер и попытали счастья на Четвертой авеню. Опасные группировки, похоже, расползлись по всем улицам. Когда они достигли Грамерси-парка, народу стало больше и можно было видеть, как огромная толпа осаждает арсенал. В тот самый миг на здание обрушился град вывороченных из мостовой булыжников, а кто-то бросил в окно подожженный бочонок с дегтем. Толпа дико ревела.

– Это никуда не годится, – решительно сказала мадам Рестелл и крикнула кучеру: – На Пятую!

– Мне нужно выйти! – воскликнула Хетти. – Это мой дом!

– Не глупите, милочка, – отрезала мадам Рестелл. – Вам до него не дойти.

Хетти хотелось выскочить, но она не могла отрицать справедливость слов мадам Рестелл.

Они покатили по Пятой. Некоторые дома стояли разграбленные, но бунтовщики, очевидно, временно отвлеклись на что-то другое.

– Давайте-ка лучше ко мне, – сказала мадам Рестелл. – У меня есть мальчишка-слуга, который ужом проползет через любое столпотворение. Сущий крысеныш из Файв-Пойнтс. Он сбегает к вам и скажет, где вы находитесь.

Это было разумно, но не пришлось по душе Хетти. Улица впереди была чиста, и кучер хлестнул лошадей. Они стремительно миновали Мэдисон-сквер. Коричневый песчаник, которым были облицованы фасады, туманился в знойном воздухе, полном пыли из-под копыт. Хетти мутило, словно ее насильно увлекли в какую-то причудливую, горячую пыльную реку. Они уже достигли Тридцатых улиц. Справа обозначился пустырь с садовым питомником. Слева вдруг грозно выросла кирпичная церковь.

А после она увидела огромный массив резервуара, похожий на крепость. Место, где Фрэнк сделал ей предложение. Неколебимый столп среди зноя и пыли, подобный пирамиде в пустыне. Оплот ее брака. Она позволила промчать себя мимо. Не иначе, я сошла с ума, подумалось ей.

Они миновали Сорок вторую улицу.

– Стойте! – закричала она кучеру, открыв окно. – Сейчас же остановитесь!

Карета замедлила ход.

– Что вы делаете? – воскликнула мадам Рестелл. – Вперед! – буквально зарычала она, обращаясь к кучеру, но слишком поздно. Хетти уже отворила дверцу и, не дождавшись даже полной остановки, соскочила на грязную улицу. – Тупая ведьма! – заорала мадам Рестелл, когда Хетти кое-как поднялась с колен на Сорок третьей улице. – Вернитесь!

Но Хетти оставила ее призыв без внимания.

– Благодарю за поездку! – крикнула она и повернулась, собравшись пуститься в путь по Пятой авеню. Она заработала пару ссадин, но ей стало лучше. По крайней мере, она что-то предприняла.

Впрочем, пока экипаж удалялся по Пятой, она на секунду задержалась, оправляя платье. На противоположном углу высилось большое здание, при виде которого она даже улыбнулась.

Если резервуар воплощал тяжеловесную основательность городской инженерии, то приют для чернокожих детей напротив был желанным напоминанием о том, что даже в этот день хаоса город не лишился нравственных ориентиров. Именно состоятельные горожане вроде нее самой оплачивали содержание сирот, и это делалось не только напоказ. В этом здании на Пятой авеню находились двести тридцать семь чернокожих детей, включая младенцев, которые были одеты, обуты, накормлены – и да, получали образование. Двести тридцать семь детей обрели шанс на достойную жизнь.

Хетти подумала, что, если мадам Рестелл, или ее мужу, или кому-нибудь еще угодно узнать, за что сражается Линкольн, пусть зайдут в приют на Пятой авеню и посмотрят на тамошнюю детвору.

Она не замечала толпы, пока та не подступила вплотную. Люди высыпали из боковых улиц и заполнили авеню. И мужчины и женщины вооружились кирпичами, дубинками, ножами и всем, что подобрали по пути. Их были, казалось, сотни, и поток не иссякал.

Они не тратили времени на битье окон. Они даже не взглянули на нее. У них была одна-единственная цель: приют.

Когда толпа приблизилась, над ней возвысился голос:

– Убивай негритянское отродье!

Толпа ответила дружным ревом.

И Хетти, на миг забыв о любимом муже, в ужасе уставилась на это шествие. Она не могла уйти. Она должна была что-то сделать.

Фрэнк Мастер постоял рядом с сыном в гостиной перед большим полотном с изображением Ниагарского водопада. Потом подошел к окну, выглянул.

– Не знаю, что и делать, – произнес он.

Правду сказать, он обезумел от горя. Он проклинал себя, пока не выбился из сил, а бессильное отчаяние едва не превзошло его способность терпеть. Ему хотелось действовать, с кем-нибудь драться – что угодно.