Месть географии. Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неизбежного - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Д. Каплан cтр.№ 84

Средневековая история региона и картографически, и лингвистически продолжает древнюю историю, хотя, возможно, и не так очевидно. В VIII в. политический центр арабского мира переместился на восток из Сирии в Месопотамию — то есть от халифов династии Омейядов к Аббасидам. Халифат Аббасидов на пике своего расцвета в середине IX в. простирался от Туниса до Пакистана и от Кавказа и Центральной Азии до Персидского залива. Столицей халифата был новый город Багдад, расположенный неподалеку от старой столицы Персии Сасанидов Ктесифона, а персидский бюрократический порядок, с целыми дополнительными уровнями в иерархии, поддерживал деятельность этой новой империи. Халифат Аббасидов стал скорее символом иранского деспотизма, чем страны, находящейся под властью арабского властелина. Некоторые историки приравнивают халифат Аббасидов к «культурной реконкисте» Ближнего Востока персами под видом арабских правителей. [414] Аббасиды подчинились персидским порядкам, как Омейяды, чья столица Дамаск была ближе к Малой Азии, но перед этим подчинились византийским. «Персидские титулы, персидские вина и жены, персидские любовницы, персидские песни, а также персидские представления и образ мыслей взяли верх», — пишет историк Филип Хитти. [415] Персы также сыграли свою роль в формировании монументальной кирпичной архитектуры Багдада и радиально-кольцевой планировки города.

«В западном представлении, — пишет Питер Браун из Принстона, — Исламская империя [Аббасидов] является воплощением восточного могущества. Ислам, однако, обязан за это не Мухаммеду и не воинственным завоевателям из VII в., а массированному возрождению восточных, персидских традиций в VIII–IX столетиях». «Арабскую военную машину остановил» не столько Карл Мартелл в битве при Туре в 732 г., сколько само основание Багдада в силу того, что во времена правления Аббасидов изменился характер верховной власти — из предводителя бедуинской конницы халиф превратился в главу имперского административного аппарата в расточительном персидском стиле. [416]

И даже завоевание Багдада монголами в XIII в., разорившее Ирак и в особенности его систему орошения (как и в Иране) — разрушение, от которого Ирак никогда полностью не оправился, — не смогло прервать жизнестойкое персидское искусство и литературу. Поэзия Руми, Ираки, Саади и Хафиза родилась и расцвела после монгольского завоевания Ирана, Ирака и сопредельних стран ханом Хулагу. В результате этого завоевания Месопотамия превратилась в малярийное болото. Тоскуя по прошлому, по временам Сасанидов, которые правили империей более великой, чем империя их предшественников-парфян, и практически равной империи Ахеменидов, персидские художники и ученые стали украшением интеллектуальной и литературной деятельности цепочки следующих друг за другом неперсидских империй: империи Аббасидов, Газневидов, Сельджуков, Монгольской империи и империи Великих Моголов. Персидский язык был языком двора империи Великих Моголов, а также дипломатическим языком у османов. В Средневековье персы, может, и не правили напрямую от Босфора до Инда, как в древние времена, но они доминировали в литературной жизни в такой же мере. «Иранская интеллектуальная империя», как ее называет Эксуэрси, была мощной Идеей, которая восхваляла завидное географическое положение Ирана, так что Большой Иран был исторически естественным явлением. [417]

Что касается шиизма, он в значительной степени является компонентом этой Идеи — несмотря на мрачную с точки зрения культуры и гнетущую ауру, излучаемую правящим шиитским духовенством в наши смутные времена в Тегеране. Хотя приход Махди как «Сокрытого двенадцатого Имама» означает конец несправедливости, и это является стимулом к радикальным мерам, мало что в шиизме, помимо этого, побуждает духовенство играть открыто политическую роль. Для шиизма даже характерны смирение и послушание властям, которые часто основаны на суфизме. [418] Стоит посмотреть на пример главного духовного лица сегодняшнего Ирака, аятоллы Али Систани, который только в критические моменты призывает из-за кулис к политическому примирению. Именно из-за исторически сложившегося и основанного на географии симбиоза между Ираком и Ираном вполне возможным является то, что в постреволюционном Иране иранцы скорее будут обращаться за духовным наставлением в шиитские священные города Неджаф и Кербела в Ираке, а не в свой собственный священный город Кум. Или же Кум примет квиетизм Неджафа и Кербелы.

Французский востоковед-политолог Оливье Руа говорит нам, что шиизм исторически является арабским явлением, которое проникло в Иран довольно поздно, но которое в конечном итоге привело к установлению клерикальной иерархии, позволившей захватить власть. Шиизм в дальнейшем укреплялся традиционно сильным бюрократическим государственным строем, который в Иране существовал с древности и схож со строем государств арабского мира и который, как нам известно, частично является следствием пространственной целостности Иранского нагорья. Шиизм в Иран принесла в XVI в. династия Сефевидов. Их название происходит от их же собственного воинственного суфистского ордена «Сефевийе», который изначально был суннитским. Вокруг этого суфийского ордена консолидировались Сефевиды, или кызылбаши, одно из нескольких объединений кочевых племен конца XV в. смешанного турецкого, азербайджанского, грузинского и персидского происхождения, которые кочевали в гористом регионе между Черным и Каспийским морями, там, где сходятся восточная Анатолия, Кавказ и Северо-Западный Иран. Чтобы построить стабильное государство на Иранском нагорье, говорящем на фарси, эти новые правители смешанного языкового и географического происхождения утвердили иснаашаритское направление шиитского ислама (двунадесятники) государственной религией в созданном ими государстве. В соответствии с этим направлением 12-й имам, прямой потомок Мухаммеда, вернется на землю, ибо он не умер, а был сокрыт. [419] Такое развитие событий, конечно, не было предопределено историей или географией, а зависело в значительной мере от разных исторических личностей и обстоятельств. Если бы, например, правитель Олджейту из династии Ильханидов, потомок монгольских ханов, не принял шиизм в XIII в., развитие этого религиозного течения в северо-западном Иране могло бы пойти иначе, и кто знает, как бы все повернулось. В любом случае шиизм набирал силу среди различных тюркских племен в Северо-Западном Иране, подготавливая почву для появления сефевидского шаха Исмаила, который насаждал шиизм в завоеванных землях и приглашал арабских теологов с современного юга Ливана и Бахрейна, которые составили ядро духовенства в государстве. [420]