Замечательные женщины - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Пим cтр.№ 52

– Мне не хочется в сад, – сказала Дора. – Сыро там как-то. Мы ведь не хотим выходить, верно?

– Нет, думаю, не хотим.

За стеклом плющ увил каменного купидона на маленькой лужайке, и сам садик казался чрезвычайно меланхоличным.

– Интересно, а есть открытки с видами этого сада?

– Чтобы послать Уильяму?

– Да, возможно, Уильяму, хотя я одну ему уже послала.

– Ага, но не пережимай, не то он решит, будто ты за ним бегаешь.

Я согласилась, что действительно не стоит, и вообразила себе глаза-бусинки Уильяма – округлившиеся и испуганные. Но открыток с видом «Старой доброй сороки» не нашлось вообще никаких, и даже если бы я расхрабрилась послать открытку Роки, то все равно не смогла бы написать о последней розе лета и облаченном в плющ купидоне.

– Как раз поспеем на пятичасовой автобус, – сказала Дора. – Если он не забит теми жуткими попами.

На остановке мы оказались в самом конце длинной очереди, а когда автобус пришел, место нашлось лишь для полудюжины пассажиров. Я заметила, как с верхней площадки на нас смотрит группка священников, и мне почудилось, что папа и его догмы в конце концов взяли верх.

Неделю спустя я сидела за своим письменным столом, сочиняя очередное письмо Роки. Был один из тех печальных вечеров конца сентября, когда, включая электрообогреватель, понимаешь, что лето безвозвратно прошло. Я уже полчаса пыталась начать писать, но вместо этого слушала, как за окном тяжело стучит проливной дождь. Я не писала, поскольку не знала что сказать. О мебели писать было уже трудно, но бесконечно сложнее было сказать Роки, что Елена жалеет об их ссоре и что они должны помириться, что он должен принять ее назад. Но, с другой стороны, кто кого должен принять назад? В этом была вся суть, ведь я забыла, если вообще когда-нибудь доподлинно знала, кто из них виноват. Неспособность как следует помыть салат, горячая кастрюлька, небрежно поставленная на ореховый стол… сейчас мне казалось, что все сводилось к этому. Но оставался еще Иврард Боун… Какую роль он тут сыграл? Казалось бы, она свелась к роли встревоженного наблюдателя, которому не хочется никаких «неприятностей». Я улыбнулась про себя, вспомнив тщательно составленные фразы на открытке, которую я ему послала. «Дольмен в Дартмуре» – хотя бы название звучало приятно для слуха. «Мы сегодня туда ходили… Вы там бывали? Красивейшее место. По счастью, погода стоит ясная, и вид открывается замечательный. С добрыми пожеланиями – м. Лэтбери». С такой двусмысленной подписью, которой я обычно не пользуюсь, я могла бы быть и мужчиной, и женщиной, впрочем, фразы слишком уж мужскими не назовешь. Уильяму Колдикоту повезло больше: он получит отличную картинку с оркестровым помостом к Брильянтовому юбилею королевы Виктории и с несколькими шутками, слишком банальными, чтобы их тут повторять. Подходящей открытки для Роки я не нашла.

«Дорогой Роки… – Взяв чистый лист бумаги, я вернулась к письму. – Я только что возвратилась с отдыха в Девоншире, где случайно встретила Елену». Хорошее, четкое начало. Я напишу, что она выглядела скучающей и несчастной, а потом, возможно, спрошу, как у него дела. Затем надо будет ввести более личную ноту… «Не сочтите за назойливость, но мне кажется…» Что мне кажется? Я задумалась, слушая, как дождь застучал сильнее… И почему, собственно, он должен обращать внимание на мои слова?

Пронзительная трель дверного звонка заставила меня вздрогнуть, точно у меня за спиной выстрелили из пистолета. Это еще кто? Час, конечно, не слишком поздний, чуть больше половины десятого, но я понятия не имела, кто бы мог заглянуть ко мне без предупреждения, да еще в такую дождливую ночь. Я довольно неохотно спустилась на один пролет, но, услышав, как дождь барабанит по крыше, поспешила, сообразив, что стоящий у двери, наверное, промок до нитки.

Только я начала поворачивать ручку, как услышала, что меня окликают по имени. Голос принадлежал Уинифред Мэлори. Ее я никак не ожидала, поскольку считала, что она уютно устроилась у камина с Джулианом и Аллегрой в доме священника, где мне в последнее время как будто не были рады.

– Ах, Милдред, слава богу, что вы дома!

Втянув ее внутрь, я поняла, что на ней сухого места нет. Потом заметила, что она без пальто и шляпы, что на ней лишь тонкое платьишко, а на ногах что-то вроде тапочек, раскисших от воды.

– Уинифред? Что вы делаете в таком виде? Вы, должно быть, с ума сошли, раз вышли даже без зонтика.

Наверное, говорила я резко, поскольку она отшатнулась, словно собиралась снова уйти, и я увидела, что она плачет. Поэтому я повела ее к себе в гостиную и, усадив в кресло перед калорифером, поймала себя на том, что включаю вторую батарею и втыкаю в розетку электрический чайник еще прежде, чем подумала, что это надо сделать.

– Ни минуты дольше не могла остаться в одном доме с этой женщиной! – вырвалось у Уинифред.

– С какой женщиной? – глупо переспросила я, думая, как же мелодраматична Уинифред со своим «эта женщина»: ведет себя словно персонаж пьесы или романа.

– С Аллегрой Грей, – запинаясь, выдавила та, заливаясь слезами.

Я была так поражена, что не нашлась что ответить, а только не к месту подумала: ну почему любая проблема обязательно застает меня с чайником в руках?

– Но я считала, что вы такие хорошие подруги, – только и сказала я, когда слова все-таки нашлись.

– Ну, поначалу, наверное, но откуда мне было знать, какая она на самом деле. Так ужасно, когда тебя обманывают, так ужасно думать о человеке, что он такой, а потом узнать, что он совсем другой.

Разумеется, тут вышло наружу все, что я сама думала об Аллегре Грей, но тогда – еще без видимой причины. Получалось, что трения между ней и Уинифред начались задолго до того, как они поехали вместе отдыхать.

– Помните цветы, которые леди Фармер прислала в церковь на Троицу?

– Да. Лилии, кажется.

– Да-да. Мы с Аллегрой тогда украшали алтарь, и, естественно, я сочла, что туда надо поставить лилии, но она забрала себе в голову, что их надо поставить на пол сбоку, а на алтарь – пионы и дельфиниумы. Я ей объяснила, что мы никогда не ставим пионы на алтарь, и леди Фармер, разумеется, ожидает, чтобы цветы, которые она прислала, были на алтаре…

Внезапно на меня навалилась огромная усталость, и я подумала, что подобные мелкие свары возникают по всей Англии и, возможно, даже по всему свету, где есть церковь и группка женщин при ней. Кафедру отдали украшать не той, кто всегда делал это раньше; чьи-то цветы спровадили на дальнее окно; едкие замечания, дескать, ручки не так начищены, а ведь такая-то вот уже тридцать лет так их чистит… А теперь еще и лилии леди Фармер на полу, а на алтаре – пионы… Неслыханно! Но, разумеется, это было еще не все. Мелкая дружеская критика, подтрунивание, которое становится все менее добродушным… «Нам обязательно надо что-то сделать с вашей манерой одеваться, Уинифред… Уинифред, вы уже строите планы, что будете делать, когда мы с Джулианом поженимся?.. Где вы собираетесь жить?» А потом брошенные мельком хлесткие предложения: меблированные комнаты в Ист-Энде, религиозная община… «Дорогая Уинифред, мне кажется, вы как раз тот человек, кто принес бы обеты…» или «недорогой и удобный пансион в Борнемуте, полный престарелых…».