Первые ласточки - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Вернер cтр.№ 22

Как ни беспечно была брошена эта шутка, на Освальда она произвела очень тяжелое впечатление. Он нахмурился и ответил раздраженным тоном:

– Сколько раз я просил тебя избавить меня от подобных поддразниваний! Неужели ты не можешь отказаться от этого?

Эдмунд громко расхохотался:

– Успокойся, пожалуйста! Против такой замены я стал бы протестовать изо всех сил, и едва ли Гедвига согласилась бы на это. Вообще я не намереваюсь раскрывать тебе свои права. Ну, а теперь пойдем, нам самое время возвратиться к обществу.

У Освальда не оставалось больше повода держаться в стороне, и молодые люди вместе вернулись в зал. Здесь отсутствие графа было замечено. Глаза графини искали сына с некоторым нетерпением, так как она хотела приказать начать танцы; но на лицо Гедвиги, стоявшей рядом с ней, набежало облачко, когда двоюродные братья вошли вместе. Девушка находила совершенно излишним, что Эдмунд отправился лично разыскивать своего необщительного брата, и совершенно непростительным, что ради этого он бросил ее одну. Не любила она этого нового родственника с его холодной сдержанностью, ни разу не снизошедшего до выражения восхищения ее красотой. Поэтому она почти не скрывала, что ее согласие на вальс было вынужденным.

Освальд волей-неволей должен был поблагодарить за это, но, казалось, он вообще был очень мало тронут оказанной ему милостью.

Тем временем бал действительно начался и вскоре увлек юную часть общества. Только Освальд был исключением. Он оставался верен своему слову и, к великому недовольству графини, не танцевал. Тем оживленнее наслаждались танцами Эдмунд и Гедвига, оба страстно любившие их. Трудно было найти более прекрасную пару, чем молодой граф и его невеста; они носились по залу, сияя молодостью, красотой и радостью, окруженные блеском богатства и счастья, удивительно щедро осыпавшего их своими дарами. Ни единая тень не омрачала безоблачного горизонта их будущего.

Протанцевали три или четыре танца; наступила очередь вальса, который Эдмунд выпросил у своей невесты для Освальда, и он, подойдя к ней, с обычной холодной вежливостью предложил ей руку.

– Вы сегодня еще совсем не танцевали, господин фон Эттерсберг, – с легкой насмешкой заметила Гедвига. – Кажется, только мне в виде исключения выпала эта честь. Правда ли, как утверждает одна дама, что вы вообще презираете танцы? О, тогда я искренне сожалею, что ради меня вы принесете такую жертву. Вероятно, здесь было настойчивое желание Эдмунда, который хотел, чтобы этим вальсом вы отдали долг этикету?

Стрела пролетела мимо; Освальд остался совершенно спокоен, но не уклонился от ответа на предательский вопрос и многозначительно возразил:

– Я не знал, что мог без всяких рассуждений принять обещание Эдмунда и что сперва надо было заручиться вашим согласием.

Гедвига закусила губку. Ее предположение не подтвердилось, но этот невежливый родственник даже не сделал попытки отрицать, что здесь речь шла о некотором насилии со стороны жениха, а спокойно предоставил ей самой сделать вывод. Казалось, Эдмунду предстояло поплатиться за это, так как на лице Гедвиги появилось то выражение упрямства, с которым он уже давно успел познакомиться. Однако взять назад раз данное обещание было нельзя, тем более что вальс уже начался.

– Итак, разрешите, – промолвил Освальд, указывая на пронесшуюся мимо парочку.

Гедвига, ничего не ответив, положила свою руку на его плечо, и в следующий миг они уже неслись по залу.

Несмотря на всю принужденность, с какой эти молодые люди начали вальсировать только для того, чтобы соблюсти светские приличия, для них обоих он был удивителен. Гедвига решила проделать это как можно быстрее и официальнее, и все же, когда ее кавалер положил ей руку на талию, она почувствовала какое-то странное смущение. До сих пор они ни разу не подавали друг другу руки, ограничиваясь при встрече лишь официальным поклоном, и вдруг оказались так близко. До этого Освальд почти не обращал внимания на очаровательную красоту своей дамы; наоборот, он точно нарочно избегал смотреть на нее, и она считала это даже оскорблением для себя. Теперь же его глаза были словно прикованы к ее лицу, не могли от него оторваться и говорили совершенно другое, чем плотно сжатые губы; грудь Освальда вздымалась в коротком прерывистом дыхании, а рука, обвившая стройный стан девушки, дрожала.

Гедвига чувствовала это; она подняла удивленные глаза, и они встретили то же самое загадочное выражение, что и раньше, когда она и Освальд остались с глазу на глаз на горной вершине. Тогда она не поняла этого так внезапно и так жарко вспыхнувшего пламени, хотя довольно часто размышляла о том, что оно означало; теперь понимание случившегося тайком подкрадывалось к ней. Как тень, постепенно принимающая образ, выплывало оно перед ней, пугало ее еще издалека и, завораживая, медленно, но неуклонно манило к себе все сильнее и сильнее.

Девушка танцевала машинально, как будто в полусне. Ярко освещенный зал, опьяняющая музыка, вальсирующие пары – все это расплылось перед ней и отошло далеко назад. Гедвиге казалось, что она была тут совсем одна, с глазу на глаз с тем, кто держал ее в своих объятиях, одна под очарованием этих глаз, из-под власти которых стремилась освободиться и которые беспощадно не отпускали ее. Внезапно среди этого потока неясных и неосознанных чувств в ней мощно вспыхнуло как бы откровение доселе неизведанного, но безграничного счастья.

Вальс окончился. Он продолжался не более десяти минут, но для Освальда и Гедвиги этого было достаточно. Их взгляды встретились еще раз и на секунду остановились; Освальд низко поклонился и отступил на шаг назад, вполголоса проговорив:

– Благодарю вас, сударыня!

Гедвига ничего не ответила; она лишь слегка кивнула головой. Да ей и не оставалось времени для ответа, так как Эдмунд стоял уже рядом, торжествуя, что исполнилось его желание, и снова готовый дать волю своим шуткам. Однако на этот раз ему это не удалось; после окончания танцев парочки разделились, граф и его невеста были окружены со всех сторон и началась оживленная светская болтовня.

Эдмунд был в прекрасном настроении и сразу же стал центром внимания. Гедвига также смеялась, но ее ответы были как-то странно вялы, а смех натянут. Искрящееся веселье, не покидавшее ее в течение вечера, внезапно куда-то исчезло. До этого она всей душой отдавалась удовольствию находиться в этой оживленной и веселой толпе, как в родной стихии; теперь все это стало для нее чужим и далеким. Все шутки, все комплименты в ее адрес проносились мимо ее ушей, почти не производя никакого впечатления. Словно туман опустился на ее душу, и словно туманом заволокло все великолепие празднества.

Освальд воспользовался приходом гостей, чтобы незаметно покинуть зал. Граф Эдмунд все-таки сделал бы лучше, если бы так задорно не приводил в исполнение своего желания. Он, конечно, не знал, что его брат нарочно хотел отказаться от танцев, чтобы избежать этого «долга приличия», от которого иначе никак не мог бы избавиться, и вот этот долг был ему навязан. Освальд чувствовал, что до известной степени выдал себя, и теперь ничто не могло больше помочь ему, хотя гнев бурно вскипал в нем против самого себя. Что он до сих пор все еще отрицал, в чем ни за что не хотел себе признаться, то, наконец, ясно показал этот несчастный вальс. Теперь он знал, что это за чувство.