Дорога за горизонт - читать онлайн книгу. Автор: Борис Батыршин cтр.№ 58

Итак, наконец наши лопаты и мотыги ударили в сухую – даже здесь, в джунглях, сухую! – красноватую, африканскую землю. Знать бы ещё, сколько кубов грунта предстоит перекидать, прежде чем мы доберёмся до цели? А заодно – что это, собственно, за цель?»

* * *

Из переписки поручика Садыкова с его школьным товарищем, мещанином города Кунгура

«Привет тебе, дружище Картошкин! Вот и добрались мы до самого сердца Чёрной Африки, до верховий реки Уэлле, в земли диких племён самой людоедской сущности. Хотя – есть надежда, что местные обитатели давно уже бросили эти скверные привычки; да и господин Юнкер, чьи труды я вспоминаю в каждом письме, с обычаем каннибализма самолично не сталкивался, а только пересказывает с чужих слов.

Местные жители вообще мало едят мяса, несмотря на обилие живности. Питаются они, в основном, зёрнами, дурры и бататами. Пойманная полевая крыса вызывает у наших носильщиков шумную радость: негры охотно употребляют в пищу всякую ползучую и летающую тварь. Стоит им обнаружить, что в травяной подстилке для сна притаилась мелкая зверушка – скажем змея или ящерица-варан – как на неё открывается всеобщая бешеная охота. Действо это сопровождается громким хохотом и дикими криками; преследуемое существо чаще всего спасается от погони. А негры и рады – повеселились!

А нас самих в достатке отличного свежего мяса. Только вчера, при переправе через безымянную речушку, Пронька подстрелил молодого жирафа. Животное пришло, вероятно, на водопой; мяса теперь вдоволь, и у огня, посреди наскоро разбитого по такому случаю лагеря, закипела работа.

Надо отдать должное Мсье Жилю, стюарду Берты: сей тип, избегавший обыкновенно сближения с товарищами по экспедиции, оказался знатным кулинаром. Язык и котлеты из мяса жирафа, приготовленные им, превосходны; одну ногумсье Жиль разрезал на куски и закоптил над огнем. Так поступают кочевники-арабы из пустынь Северной Африки – они называют вяленное мясо «шармут», что означает «лоскут». Шармут подолгу сохраняется в дороге и совершено не портится даже на сильнейшей жаре.

Я тоже принял в стряпне посильное участие – до глубокой ночи поддерживал огонь под импровизированной коптильней, которую Кондрат Филимоныч соорудил из веток и коры какого-то местного дерева.

Все мы, включая носильщиков, (их теперь у нас немало; путь от Виктории изрядно уменьшил наш обоз – из дюжины с лишним вьючных осликов осталась дай бог, треть) получили вдоволь мяса; негры лакомились им до глубокой ночи. Эта публика даже во время голодовок вполне сохраняет жизнерадостность – а уж когда горшки полны и на углях шкворчат куски свежей жирафятины, оптимизм их перерастает в безудержное ликование.

Стоило экспедиции пересечь границы племен азанде – начались обычные для этих широт дожди. В здешних краях времена года разделяются на два дождливых периода – большой и малый. Малый, нерегулярный, длится с марта до апреля; большой начинается, как правило, в середине мая и тянется до октября. По счастью, пока дело ограничивается незначительными осадками, земля сухая, и не доставляет нам в пути дополнительных неудобств.

В этом году, как заявил Кабанга, дождливый сезон сильно припоздал; вот и сегодня сухо, хоть горизонт и затянут грозовыми тучами. Такая задержка оборачивается порой для азанде бедой: на носу новый период засухи продолжительностью в несколько месяцев, а значит, посевы дурры и хлебные деревья сорго, долго ещё не получат живительной влаги.

Финальный переход перед деревней апакелле завершился горестным происшествием: запах свежего мяса привлёк к нашему становищу льва. Пол-ночи нам не давало спать его рыканье, пока внезапно лагерь не огласился испуганными воплями носильщиков и сопровождавших их женщин – оказывается, царь зверей добыл себе в жертву одну из этих несчастных. Поутру негры были молчаливы и напуганы; все, как один, а особенно чернокожие дамы, боязливо жались к казакам, с опаской косясь в сторону деревьев тьму – не притаился ли там царственный разбойник? Предвижу, что на очередной ночёвке забайкальцев ждёт повышенное внимание со стороны местных красоток; впрочем, они и так не отказывают белокожим господам ни в чём.

У апакелле мы прожили не менее дюжины дней, набираясь сил. Господин Семёнов полон энтузиазма и целыми днями расспрашивает (через Кабангу, разумеется) местных обитателей о «нехороших землях». Всякий вечер в селении праздник; для меня пребывание здесь ознаменовалось курьёзным происшествием.

Рассказы о нас далеко опередили экспедицию: местные жители теперь знают, что мы путешествуем, не обижая туземцев и не требуя невольников для выполнения тяжелых работ. Так что многие, в том числе и вожди, без опасения приходят к апаккеле, чтобы подивиться нас. Наше гостевание превратилось для обитателей деревни в сплошной праздник; прибытие очередной группки «паломников» шумно отмечается – с кушаньями, возлияниями и неизменными плясками.

Один из таких гостей, вождь крохотного племени, название коего я за недосугом теперь и не вспомню, (их селение в трёх днях пути к юго-западу от «нашей» деревушки) положил глаз на мою винтовку. Сначала негр долго объяснял – знаками, конечно, – как мечтает владеть таким оружием, высказывал ко мне расположение, и даже подарил свой трумбаш – особый, красиво отделанный серповидный метательный нож со множеством ответвлений на клинке.

И каково же было моё удивление и возмущение, когда на следующий день этот чернокожий совершенно изменился! Явившись в нашу хижину в сопровождение трёх соплеменников (в чьи обязанности, похоже, входило поддакивать после каждой фразы вождя), он держал себя отталкивающе алчно и дерзко, полагая запугать меня. Но я встретил его спокойно. Войдя в хижину, гость не сел на покрытый мешковиной чурбак, как вчера, а опустился прямо на устилающие пол циновки из стеблей дурры. Это, несомненно, должно было что-то обозначать – и я предложил ему устроиться поудобнее, указав на чурбак. Предложение было отвергнуть – визитёр жестами дал понять, что сердит на меня, поскольку до сих пор не получил хорошего подарка – то есть винтовки. Спутники вождя одобрительно закивали головами, что-то ему нашептывая.

Столь откровенное вымогательство возмутило меня; я кликнул Кабангу. И когда тот явился в сопровождении Кондрат Филимоныча, велел произнести следующую речь: «Я не „бахара“ (так здесь называют хитрых бродячих торговцев), и не принадлежу к его родне, которая постоянно лжет; я уже объяснял, что имею всего одну винтовку. Неужели вождь верит, что я отдам ему это оружие, необходимое мне для защиты своей жизни и охоты?»

Я добавил, что скорее дам убить себя, чем отдам винтовку; если же вождь считает, что подарив мне трумбаш, он получил право требовать, что захочет – то пусть забирает нож обратно. С этими словами я положил трумбаш перед ним. И заявил, что имел намерение дать ему еще некоторые вещи – но теперь, видя, чего стоит его дружба, не желаю более водить с ним знакомство.

Резкость эта вполне подействовала на наглеца. Он присмирел, пообещал больше не говорить о ружье и просил не прогонять его, а также оставить подарок у себя. Не желая вовсе портить отношения, я предложил вождю коробочку пистонов (у него было старенькое английское дульнозарядное ружьецо). Тот обрадовался – не ожидал такой удачи. И – больше ни разу не заикался о вожделенной винтовке.