За спиной Эллен проговорила:
– Страшная штука. Она меня бесит.
Голос ее окреп. Эллен прикурила сигарету от изящной серебряной зажигалки и сунула руки в карманы костюма.
– Да, – задумчиво отозвался он.
– Но вы тут беспомощны, не правда ли? Вы же пытались ее вскрыть – и что? Пола заштопают, он опять примется за свое, Лантано изгонят… – Тут она глубоко вздохнула и поежилась. – А Департамент продолжит работать как работал.
– Да, – снова сказал он.
Лерой так и стоял на коленях и внимательно смотрел на М. Теперь он знал, с чем имеет дело, и даже не пытался применить силу. Он осматривал ее совершенно бесстрастно. Даже не притрагивался – зачем?
В ванной Пол Тайрол попытался выползти из ванны. Съехал обратно, выругался и застонал. Потом упрямо полез снова.
– Эллен? – жалобно позвал он.
Тихий приглушенный голос доносился словно бы издалека, через шум сухих трущихся проводов.
– Ты, главное, ни о чем не беспокойся, – процедила Эллен.
Она не двинулась с места. Стояла и курила – быстро, делая затяжку за затяжкой.
– Помоги мне, Эллен, – пролепетал Тайрол. – Что-то со мной случилось… Не помню что. Я… ударился, похоже.
– Но он же вспомнит, правда? – тихо сказала Эллен.
Бим ответил:
– Я могу рассказать Эккерсу все как есть. Вы можете объяснить, что это за аппарат – и что он сделал. Этого будет вполне достаточно, чтобы закрыть следствие по делу Лантано.
Но он сам в это не верил. Эккерсу придется признать, что он совершил ошибку – и какую! И если Лантано арестован по ложному обвинению, карьере Эккерса конец. Системе опознавания по приметам – тоже конец. Ее можно обмануть, ее уже обманули – значит, она не нужна. Эккерс упрется и пойдет напролом. Ему плевать, виновен Лантано или не виновен. И на абстрактную справедливость – тоже плевать. Главное – это культурная преемственность. Не надо раскачивать лодку, социуму не нужны потрясения.
– Оборудование, – проговорил Бим. – Вы знаете, где оно?
Она изумленно пожала плечами:
– Оборудование? Вы о чем?
– Эту штуку… – и он ткнул пальцем в М, – где-то сделали. Где?
– Точно не здесь. Тайрол к ее изготовлению непричастен.
– Ну ладно, – не стал спорить он.
В конце концов до приезда доктора и прибытия скоропомощного летательного аппарата оставалось чуть меньше шести минут.
– А кто его изготовил?
– На Беллатрикс разработали… сплав, – резко, отрывисто выговаривая слова, стала рассказывать Эллен. – Внешняя поверхность… она как кожа. Как пузырь, который втягивается и выдувается из емкости. Кожа – облик телевизора. Она втягивается внутрь, проявляется настоящая М. Готовая к действию.
– Кто производитель? – повторил он вопрос.
– Машиностроительный синдикат на Беллатрикс. Филиал Тайроловой компании. Разрабатывались как сторожевые роботы. Их на больших плантациях на дальних планетах используют. Для патрулирования. Они с браконьерами разбираются.
Бим проговорил:
– Значит, изначально их не программировали на задание убить конкретного человека?
– Нет.
– Тогда кто же его натравил на Хайми? Не машиностроительный завод ведь, правда?
– Это уже здесь сделали.
Он выпрямился и поднял телевизорчик.
– Поехали. Туда, где Тайрол перепрограммировал робота.
Она не ответила – просто застыла на месте. Он ухватил ее за руку и твердо повел к двери. Она ахнула и молча уставилась на него.
– Пошли, пошли, – сказал он, выталкивая ее в коридор.
Телевизор треснулся об захлопывающуюся дверь. Лерой ухватил его покрепче и вышел вслед за Эллен.
Городишко выглядел не ахти – грязный, неопрятный. Пара магазинчиков, заправка, несколько баров и дискотек – вот и все достопримечательности. От Большого Нью-Йорка два часа лету. А назывался городок Олам.
– Направо, – рассеянно проговорила Эллен.
Она разглядывала проплывающие внизу неоновые вывески, облокотившись на подоконник иллюминатора.
Они летели над складами и безлюдными улицами. Редко где горели фонари. На одном из перекрестков Эллен кивнула, и они приземлились на крыше.
Катер сел на проседающее деревянное здание. Облупившаяся вывеска в засиженном мухами окне гласила: «Слесарные работы. Братья Фултон». Рядом с вывеской в убогой витрине лежали дверные ручки, замки, ключи, пилы и будильники с ручным заводом. Где-то в глубине здания, как ни странно, горела желтоватая лампочка ночного света.
– Сюда, – сказала Эллен.
Она выбралась из катера и пошла вниз по скрипучей и хлипкой деревянной лестнице. Бим положил телевизор на пол, задраил двери катера, потом пошел вслед за женщиной, держась за перила, – мало ли что. Так они вышли на заднее крыльцо, заставленное мусорными баками. Там же лежала перетянутая бечевкой кипа промокших газет. Эллен отперла дверь и на ощупь пошла внутрь.
Лерой зашел следом и оказался в пахнущей плесенью, забитой хламом кладовой. Кругом валялилсь обрезки труб, мотки проволоки и металлические листы – ни дать ни взять свалка металлолома. Потом они выбрались в узкий коридор, который вывел их в собственно мастерскую. Эллен дернула за шнур, зажегся свет. Справа стоял длинный и заваленный мусором верстак с ручным точилом, тисками и ножовкой. Перед верстаком – два высоких деревянных табурета. По полу разбросаны какие-то полусобранные (или полуразобранные?) аппараты. Кругом беспорядок, пыль – и ни следа высоких технологий. С гвоздя на стене свисал поношенный синий халат слесаря.
– Вот здесь все и произошло, – горько проговорила Эллен. – Сюда Пол привез М. Мастерская принадлежит синдикату Тайрола, а трущобы вокруг – тоже их собственность.
Бим подошел к верстаку.
– Чтобы перепрограммировать аппарат, – заметил он, – нужна плата с образцом нейронных реакций Хайми.
Он толкнул кучу стеклянных бутылок, на выщербленный верстак посыпались пробки и шайбочки.
– У них была плата. Они покопались в замке на двери квартиры Хайми, – сказала Эллен. – Тайрол снял с тумблеров механизма образец, на который замок реагировал.
– И он сумел вскрыть М?
– Есть тут старый механик, – сказала Эллен. – Низенький такой, сухонький человечек. Он заведует мастерской. Патрик Фултон его зовут. Он и перепрограммировал М определенным образом.
– Определенным, значит, – покивал сам себе Бим.
– Чтобы она людей не убивала. Хайми – исключение, а перед всеми остальными она перекидывалась в защитный облик. Ну, в дикой местности они бы ей другую личину придумали, не телевизор. – И она вдруг расхохоталась – резко, на грани истерики. – Да уж, странно было бы: идешь по лесу, глядь – а перед тобой телевизор. Они бы ее замаскировали под камень. Или сучок.