Невидимка из Салема - читать онлайн книгу. Автор: Кристоффер Карлссон cтр.№ 58

– Нет.

– Тогда полегче, улавливаешь? – отвечает девушка. – Отклонись назад. – Она ослабляет хватку. – Он начинает плохо себя чувствовать, если его торопят.

– Я не тороплю.

– Не ты это решаешь.

Абель примирительно улыбается и подмигивает Карин. По телевизору, работающему фоном, играет какой-то музыкальный клип. Огромный кит плывет в космосе и будто бы собирается поглотить землю. Выглядит забавно.

– Пару месяцев назад вы встретились с Даниэлем, – говорю я. – По какому вопросу?

Он пришел по делу.

– Кто-то должен был исчезнуть?

Абель кивает.

– Он по-прежнему использует имя Даниэль Берггрен?

Этим именем он всегда назывался при встрече со мной.

– Как вы связываетесь с Даниэлем, если он вам нужен?

Шлю письмо.

– На какой адрес?

Он что-то пишет, затем отрывает клочок бумаги и передает мне адрес почтового ящика.

– Это ведь не настоящий адрес.

У меня есть только этот.

– Что происходит после того, как вы отправляете ему письмо?

Он приходит сюда.

– Через сколько времени?

2–4 дня.

Я бросаю взгляд на полученный адрес и встаю со стула. Затем задумываюсь над тем, где может находиться абонентский ящик. Возможно, он расположен недалеко от места проживания Грима. Этот почтовый ящик, должно быть, представляет для него большую ценность.

– Спасибо, – благодарю я его.

Ты не хочешь говорить мне спасибо, ты просто хочешь засадить меня за наркотики и насилие, потому что думаешь, что именно я сделал это с детьми в Албю.

– Да, – отвечаю я.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не сказать что-то, но не очень понимаю, что же именно. Я гляжу на Абеля, пытаясь понять, есть ли у меня что-то, чем я могу пригрозить ему. Похоже, что нет. Я отхожу от него и направляюсь к выходу. Он черкает что-то еще в своей записной книжке и снова машет мне.

Думаешь, что делаешь мир лучше?

– Когда-то я так и думал, – отвечаю я. – Но это было давно. Я изменился.

Люди не меняются, господин полицейский, – пишет он, – они приспосабливаются.

Сидя в метро, я открываю конверт. Вагон почти пустой, всего несколько пассажиров тут и там, сидящих, прислонившись к окнам. В бледно-желтом свете моя кожа принимает болезненный вид.

Похоже на какой-то дневник, несколько страниц, исписанные тем почерком, который Грим, скорее всего, больше не использует. При других обстоятельствах он пишет иначе, изменяет и искажает почерк, чтобы спрятаться от самого себя. Такое ощущение, будто бы он впервые за долгое время примеряет старую одежду и не уверен в том, как ее стоит носить, не понимая толком, для какой ситуации она предназначена.

Перед тем как исчезнуть в последний раз, я сходил к психологу. Она становилась все более и более безразличной, я не понимал почему. Помню вторую половину дня в ее офисе; она спрашивает меня, что не так. Я говорю, что не знаю, что это, возможно, как-то связано с моей семьей или, может, с моими друзьями. Аня мертва – может, из-за этого? Может, наркотики виноваты… Теперь она постоянно спрашивает о семье. Отвечаю, что все хорошо. Остался только папа, и с ним все хорошо.

– А что насчет меня? – спрашиваю я.

– Что ты подразумеваешь под этим? – задает она встречный вопрос.

Я не знаю, что сказать, я чувствую себя настолько дезориентированным…

– Да, но как же я? – повторяю я и чувствую себя беспомощным.

– Все будет хорошо, – отвечает она. – Когда ты повзрослеешь, все станет намного лучше. Люди вырастают из таких вещей.

– Не знаю, – говорю я. – Я так не думаю.

Она склоняет голову набок. Смотрит на меня сверху вниз, ничего на это не отвечая, но я знаю, что я прав. К этому времени я уже встречал многих, как она, и все они были одинаковыми.

Мне удается исчезнуть. На это нужно время. Одно дело – дать кому-нибудь удостоверение и хлопнуть по плечу, но действительно исчезнуть – совсем другое дело. Прежде всего, сложность представляет регистрация в различных базах данных. Изо всех мне убрать данные не удается, некоторые из них слишком старые и не подлежат изменению, они захоронены где-то внутри бюрократического аппарата Швеции. Я подкупаю всех, кого могу, угрожаю чиновникам и передаю ложные адреса и номера счетов. Пытаюсь объявить себя умершим, но для доказательства требуется труп, а так далеко я не могу зайти. К 2003 году все, что мог, я сделал. Я тщательно выбираю имя, и в возрасте двадцати четырех лет Йон Гримберг растворяется в воздухе.

Я стараюсь принимать более легкие препараты, чтобы голова оставалась ясной. Не выходит, и я опять скатываюсь к героину. Чтобы восстановить здоровье, я начинаю покупать медицинские препараты на черном рынке, так как ни в одной из больниц эти лекарства не выписали бы такому, как я. Я и сейчас их принимаю, но, кроме меня, никто об этом не знает, а теперь и кроме тебя. Два раза в день, а то и чаще, я принимаю метадон. В последнее время значительно чаще.

Спустя некоторое время после того, как мне удается изменить личность, ситуация стабилизируется. Через Абеля я помогаю людям достать новые удостоверяющие документы, начинаю узнавать, действительно ли возможно целиком и полностью удалить личность из системы. Одно дело – удалить самого себя, но намного сложнее сделать это с личностью другого человека.

Вскоре я изучаю эту профессию вдоль и поперек, помогаю всем подряд и зарабатываю огромные деньги. Если я скажу, сколько, ты просто рассмеешься. Но за все это время, все эти годы, даже когда все было из рук вон плохо, даже тогда я не думал о тебе. Я не простил, но продолжил жить дальше. К тому же, я понятия не имел, как ты, где ты, жив ли ты вообще. Мне было даже лучше от этого.

И буквально три недели назад все было разрушено. Только представь, сколько все это могло бы продолжаться! С того самого момента я начал писать это для тебя, Лео.

Слушаешь меня? Слышишь меня? Я заставлю тебя слушать.

Папа заболел и через некоторое время умер. Я старался встречаться с ним чаще еще до того, как его положили в больницу.

Мы оба знали, что были на краю пропасти, но никто из нас ничего не сказал. Я думаю, что он знал, чем я занимаюсь, но и об этом он ничего не сказал. Мы играли в карты, смотрели фильмы, играли в дартс в каком-нибудь баре и всё в таком духе. Не знаю, было ли это так для него, но я чувствовал, будто у меня с ним негласная договоренность. Мы просто сохраняли связь друг с другом. Нам обоим это было нужно.

Затем его положили в больницу, и я навещал его там. Я использовал ненастоящее имя, и папа, скорее всего, это слышал, потому как он обратился ко мне по этому имени однажды и при этом улыбнулся. При нашей последней встрече он был уже достаточно слаб, а чтобы узнать меня, ему потребовалось некоторое время. Именно тогда меня что-то насторожило в его лице.