Жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Ричардс cтр.№ 41

Живешь, и ни одной тебе девчонки в мире. He-а, и не мечтай, ла-ла-ла-ла-ла. А через мгновение они уже тут как тут, навострили ушки. И ты думаешь, нихуя себе, когда это я успел сменить «Олд Спайс» на «Аби Руж»? Дела-то, смотри, налаживаются. Но чего они хотят? Славы? Денег? Или это по-настоящему? И конечно, если тебе раньше не слишком везло красавицами, становишься мнительным.

Девчонки меня выручали в жизни чаще, чем пацаны. Иногда просто близостью — прижать к себе, поцеловать, без всяких дальнейших. Просто согреть друг друга, пролежать ночь обнявшись, когда тяжело, когда черная полоса. Я допытывался: «Черт, зачем я вообще тебе сдался, я же просто еще один мудак, которого завтра ветром сдует?» - «Не знаю, наверное, ты того стоишь». — «Ну ладно, я спорить не буду». Первый раз я испытал на себе такое отношение с теми североанглийскими девчонками во время первого тура. Оказываешься после концерта в пабе или гостиничном баре, а чуть позже с тобой в комнате сидит какая-нибудь добрая душа, которая учится в Университете Шеффилда, занимается социологией и которой почему-то захотелось тебя приласкать и обогреть. «А я думал, ты умная. Я же гастролер с гитарой, здесь у вас не задержусь». — «Ну да, но ты мне нравишься». «Нравишься» иногда лучше, чем «люблю».

К концу 1950-х тинейджеры стали отдельным рынком, целевой группой для рекламщиков. Ведь само слово «тинейджер» — их изобретение, тупой технический термин [72] . От называния этих пацанов и девчонок тинейджерами У них самих рождалось особое самовосприятие. И это создало специальный рынок не только для одежды и косметики, но и для музыки, литературы и всего остального — возрастной группе был отведен собственный загон. И одновременно — демографический взрыв, появление огромного половозрелого выводка. Битломания и роллингомаиия. Эти юные особы умирали от желания чего-то нового и непривычного. Четверо или пятеро худосочных парнишек стали для них громоотводом, но они могли найти его в ком угодно.

О том, на какие подвиги способны тинейджеры женского пола — тринадцати-, четырнадцати-, пятнадцатилетние, — особенно когда они сбиваются в ораву, я буду помнить всю жизнь. Они меня однажды чуть не прикончили. Никогда я так не боялся за свою жизнь, как случайно угодив в беснующуюся толпу малолеток с перспективой быть задушенным или разорванным на куски. Трудно передать, какого страху они могли на тебя нагнать. Ты был готов лучше отправиться на фронт под вражеские снаряды, чем подставиться под эту неудержимую, крушащую все волну похоти и желания, или что там в них кипело — они и сами этого не знали. Полицейские убегают, и ты оказываешься лицом к лицу с диким, неуемным буйством эмоций.

По-моему, дело было в Миддлсбро. Мне было никак не попасть в машину, «остин принсесс», как сейчас помню, я стараюсь влезть внутрь, а эти бешеные сучки раздирают меня на части. Проблема в том, что, когда они до тебя дорвались, они не знают, что с тобой делать. Они почти задушили меня моими бусами: одна тянет за один конец, другая — за другой, и обе орут: «Кит, Кит» — и одновременно меня душат. Я хватаюсь за ручку двери, которая отрывается и остается в моей руке, а машина, дернувшись, уносится вперед, и я стою с этой сраной ручкой. Называется, бросили на растерзание. Это водитель запаниковал: остальные чуваки уже были внутри, и он больше не мог терпеть, ему срочно надо было вырваться из этого дурдома. И меня оставили окруженным стаей гиен. Следующий кадр — я прихожу в сознание у того же служебного выхода в переулок, и копы, очевидно уже оттеснили толпу подальше. Я вырубился, задохнулся, И меня обработали от души. Ну что, родные, дорвались? И что ж вы будете со мной делать?

Вспоминаю одну сцену человеческого общения с этими девчонками — абсолютно неожиданная история, виньетка.

Погода стояла пасмурная. Выходной день. И вдруг начинается сумасшедший шторм! Я вижу снаружи трех несгибаемых фанаток. Их начесы начинают клониться под натиском стихий, но они не уходят! Ну и что остается бедному мне? «Давайте, дурочки, заходите внутрь». Мой крохотный номер заполняется вымокшими малолетками. От них идет пар, они дрожат. Комната тут же вся отсыревает. Прически уничтожены. Они дрожат от ливня и от того, что внезапно очутились в жилище своего идола (или одного из них). Царит замешательство. Они не знают, то ли сесть на корточки, то ли ослепнуть. Я тоже потерялся. Одно дело —играть для них на сцене, другое — очутиться с ними наедине. Все начинают заботиться насчет полотенец, туалет тоже оказывается кстати. Они смешно пытаются восстановить свое увядшее великолепие. Все очень нервно. Я делаю им кофе, слегка приправленный бурбоном, но секса ни у кого нет даже в подсознании. Мы сидим, разговариваем, смеемся, пока не прояснеет небо. Потом я вызываю им такси. Расстаемся друзьями.

Сентябрь 1963-го. Новых песен нет, по крайней мере таких, которые, на наш взгляд, могли бы пробиться в чарты. Ничего перспективного в почти уже вычерпанном резервуаре ритм-энд-блюза. Мы сидели в Studio 51 недалеко от Сохо, Репетировали. Эндрю свинтил, чтобы пойти прогуляться, — на него давила обстановка. И он случайно наткнул-ся на Джона и Пола, которые выбирались из такси на Чаринг-Кросс-роуд. Они зазвали его куда-то промочить горло и спросили, чего он такой мрачный. Эндрю выложил карты: нет песен. Тогда они вернулись с ним в студию и подарили нам песню со своего следующего альбома, которую не планировали выпускать синглом, — I Wanna Bе Your Man. Первую пробу мы раскладывали вместе с ними. Брайан добавил сверху недурной слайд-гитары, и из битловской песни она превратилась в однозначно родлинговскую. Еще до ухода Джона с Полом было ясно, что у нас на руках готовый хит.

Они её специально примеряли на нас. Когда ты автор, ты ходишь и толкаешь свои песни, работаешь по системе Тин-Пэн-элли [73] . Так что они рассчитывали, что их вещь нам подойдет. Плюс у нас с ними было общество взаимного обожания. Мы с Миком восхищались спетостью их голосов и авторскими способностями; они завидовали нашей свободе движений и нашему имиджу. И они хотели действовать с нами заодно. Правда в том, что между нами и Beatles царило сплошное дружелюбие. И еще у нас была хитрая система сотрудничества, потому что в ту пору синглы выходили каждые полтора-два месяца, и мы специально подгадывали так, чтобы не сталкиваться по времени. Помню переговоры с Джоном Ленноном по телефону: «Слушай, мы еще с микшированием сидим». «А у нас уже одна готовая есть». — «О’кей, вы первые».

Когда у нас все стартовало по-крупному, мы были слишком поглощены гастролями, чтобы запариваться с сочинением песен. Мы как-то не думали про это как про наше дело, — вообще про это не думали. В нашем с Миком понимании песни рождались у какого-то другого дяди, где-то далеко. Вот я наездник, я скачу на лошади, а есть человек, который ставит ей подковы. И первые диски у нас сплошь каверы: Come On, Poison Ivy, Not Fade Away. Все, что мы делали, — играли американскую музыку для англичан, и играли отменно, так, что слушали даже некоторые американцы. Мы и так пребывали в тихом шоке от того, где оказались, и нас совершенно устраивала роль интерпретаторов музыки, которую мы обожали. Почему мы должны были лезть куда-то еще? Но Эндрю пристал к нам намертво. Элементарный вопрос выживания в бизнесе. Вы развернулись потрясающе, но без нового материала, желательно свежего, все быстро кончится. Необходимо выяснить, насколько у вас есть к этому способности, и, если нет, придется подыскивать авторов. Потому что нельзя прожить за счет одних кавер-версий. Этот качественный скачок к написанию собственного материала занял месяцы, хотя я обнаружил, что это намного легче, чем я ожидал.