Жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Ричардс cтр.№ 106

Для меня слишком муторно копаться в том, насколько я сам подыгрывал всяким вещам, которые обо мне писали. Ну, в смысле, это мое кольцо с черепом, и сломанный зуб, и подведенные глаза. Где-то пополам, наверное? Думаю, что твой имидж, твой образ, по-старому говоря, это как кандалы у пожизненного арестанта. Люди до сих пор думают, что я конченый наркоман. После тридцати-то лет. как я ушел в завязку! Имидж тянется за тобой, как длинная тень. Даже когда солнце зашло, ты её видишь. Наверное, в чем-то это из-за того, с какой силой на тебя давят, чтобы ты стал этим человеком, и ты им становишься, ну, может быть, настолько, насколько это вообще выносимо. Невозможно не превратиться под конец в пародию на то, что ты сам о себе воображал в сопливом возрасте.

Во мне есть какая-то штука, которая вечно подбивает меня будоражить людей, потому что я знаю: у каждого есть что будоражить. Бес сидит во мне, но бес сидит и во всех остальных. Что я получаю от фанатов — это что-то несусветное, оборжаться: шлют черепа вагонами, причем доброжелатели. Людям нравится такой образ. Они же вообразили меня, создали меня — народ сотворил себе народного героя. Дай им бог здоровья. Я сделаю все что смогу, лишь бы утолить их жажду. В их мечтах я вытворяю вещи, на которые они сами не способны. Им приходится вкалывать на своем месте, проживать жизнь, работать какими-нибудь страховыми агентами... А в это время внутри них сидит бушующий Кит Ричардс. И если уж превратился в народного героя, то, считай, все: тебе уже написали роль, и лучше от нее не отклоняться. И я старался как мог. Я же практически жил вне закона, это никакое не преувеличение. И втянулся! Я знал, что меня пасут все, кто только можно и кто нельзя. От меня требовалось одно — покаяться, и все бы у меня было нормально. Но как раз на это я пойти никак не мог.

Мои торчковые проблемы и караулившие нас везде копы -все это дошло до крайней точки. Какая-то сплошная задница Но мне не приходило в голову, что это со мной задница. Я думал, что с собой-то я справлюсь. Просто дело в том, что так складываются обстоятельства, просто такое дерьмо на меня сыплется, и мне только нужно продержаться. Может, у меня и задница по всему периметру, но я знаю, что в мире полно людей, которые скажут: давай, Кит, жги. Вроде как выборы без голосования. Кто победит? Власти или народ? И посередине я — ну или Stones вообще, неважно. В то время, наверное, я все-таки иногда задумывался: это что, такая веселая игра для всех? О, Кита опять накрыли копы. А тебя будят, блядь, ни свет ни заря, тут же дети, и ты сам спал дай бог часа два. Я ничего не имею против арестов, когда все чинно и вежливо. Дело было в том, как они себя вели. Вламывались, как какой-нибудь спецназ. Меня это страшно бесило. И ты ничего с этим не сделаешь в данный конкретный момент, приходится просто проглатывать. Понятно, что тебя по-любому разведут. «Мистер Ричардс утверждает, что вы толкнули его к калитке, велели развернуться и ударили по ногам». — «Нет-нет-нет, ну что вы, ни в коем случае. Мистер Ричардс преувеличивает».

В те времена статус налогового нерезидента в Соединенном королевстве означал, что мы могли провести дома где-то три месяца в году. То есть для меня — в «Редлендсе» и моем лондонском доме на Чейн-уок. В 1973-м этот адрес держали под круглосуточным наблюдением. И мной одним не ограничивались. Мика тоже пасли и даже пару раз тягали. А «Редлендс» на большую часть лета для меня отменился. Он сгорел в июле, когда мы были там с детьми. Мышь погрызла проводку, так что кое-где от изоляции ничего не осталось. А обнаружил все четырехлетний Марлон — прибежал и кричит: «Горит, горит!»

И как раз из-за Марлона, главным образом, — Энджела была совсем маленькой и пока ничего не замечала — я начал как-то серьезнее относиться к бесконечным домогательствам копов. Он спрашивал: «Пап, а зачем ты выглядываешь в окно?» Я говорил: «Смотрю, стоит машина с полицейскими или нет». А он: «Зачем, пап?» И думаю: ну что ж за пиздец такой! Я мог бы играть в эти игры в одиночку, но теперь от этого страдают мои дети. «Папа, а почему ты боишься полицейских?» — «Ничего я их не боюсь. Просто смотрю, что они, собираются делать». Но каждый день я уже как заведенный проверял, стоит кто-то напротив или нет. Фактически ты пребывал в состоянии войны. Всё, что мне было нужно сделать, — это перестать употреблять. Но я прикидывал иначе: сначала победим в войне, а потом посмотрим. Что, наверное, было идиотской позой, но уж так я чувствовал. Я не собирался кланяться этим сукам.

Они накрыли нас почти сразу после возвращения с Ямайки в нюне 1973-го, когда у нас гостил Маршалл Чесс. Нашли коноплю, героин, мандракс и пистолет без лицензии. Это, наверное, была самая знаменитая облава, потому что мне выставили много-много обвинений. Там фигурировали обожженные ложки с остатком, иглы, машинки, марихуана. Двадцать пять пунктов.

И еще мне достался блестящий адвокат в лице Ричарда Дю Канна. Он имел грозный вид — такой подтянутый строгий мужик, который прославился тем, что защищал издателя «Любовника леди Чаттерли» Д. Г. Лоуренса от обвинений в непристойности со стороны государства. Скоро после моего дела — может, закрыли глаза — его выбрали председателем адвокатской коллегии. Мне он сказал, что с такими уликами ничего поделать нельзя, так что придется признать себя виновным, а он будет добиваться смягчения приговора. «Виновен. Ваша честь, виновен». На пятнадцатом пункте уже чуть-чуть саднило горло. А судья явно скучал, потом что очень ждал речи Дю Канна. Но полиция в последний момент добавила двадцать шестой пункт, обрез, который автоматически означал год срока. И я вдруг говорю: «Не виновен, ваша честь». И судья только вылупился: «Что?» Он-то уже готовился идти обедать, мое дело было ясным. Спрашивает: «Почему вы не признаете себя виновным по этому пункту?» А я отвечаю: «Потому что, ваша честь, если б это был обрез, то откуда там взялась мушка на конце ствола?» Это была антикварная штука, детское дробовое ружьишко, чтобы стрелять птиц, которое изготовил какой-то французский дворянин в 1880-x годах. Очень милые инкрустации и все как полагается, но, конечно, никакой не обрез. И судья посмотрел на копов, и я гляжу, а лица у них побелели — врубились, что хватили через край. Чутка перестарались. Для меня это был прекрасный момент. Хотя, конечно, в открытую не повеселишься, потому что знаешь, что только что впечатал им прямо по яйцам. А судья смотрит на них уничтожающе так и говорит: «Он был уже наш. Идиоты». И тогда Дю Канн заводит свою потрясающую шекспировскую речь про натуру художника и про то, что давайте посмотрим правде в глаза — этот человек стал жертвой преследований. Едва ли есть необходимость прибегать к таким строгим мерам. Всего лишь музыкант, и т.д, и т.п. И, видимо, судья согласился, потому что повернулся и сказал под запись: 10 фунтов за каждый пункт, 250 в сумме. Никогда не забуду, каким презрением он обдал полицейских. Хотел их проучить таким легким приговором за то, что так откровенно хотели навешать на меня всех собак. В общем, все пошли обедать, включая меня и Дю Канна.

После обеда я удалился в отель Londonderry праздновать. Там, к сожалению, у нас загорелась спальня. Коридор был весь в дыму, и мое скромное семейство выпроводили вон и вообще навсегда запретили появляться в нашей любимой гостинице. Пожар случился в моей комнате, причем Марлон спит у меня в кровати, так что я помчался сквозь пламя, схватил ребенка и тогда уже стал ждать, пока начнутся шум и суета, не было никакое опасное и неосторожное поведение, как тут же решили в таблоидах, это была неисправная проводка в номере. Но кто в это поверит?