— Прекрати! — Я рванула Энтони за плечо.
И мы втроем не удержали равновесие и повалились в сторону Ванессы. Сначала я увидела ее черное платье, затем белое лицо и черные, глядящие с изумлением глаза. Мы налетели на нее с такой силой, что Ванесса открыла рот, пошатнулась и раскинула руки, чтобы не упасть. Два пакета с покупками упали на тротуар. Один из них разорвался. По тротуару с грохотом покатились консервные банки, зазвенело разбитое стекло. Лужица темно-красного кетчупа. Рядом лежала коробка перебитых яиц.
Я по-прежнему держала Энтони за плечи, и потому почувствовала, как он задрожал, затем резко высвободился.
— Простите! — обратился он к Ванессе. — Извините меня!
И, перепрыгнув через банки и свертки, понесся прочь, но вдруг вскрикнул, споткнувшись о лежащего пса, и упал на него ничком. Пес даже не шевельнулся. Энтони с трудом поднялся на ноги, сорвался с места и свернул в переулок, не оглядываясь.
— Ну и ну! — Я глядела на разбросанные по тротуару покупки.
Коул стоял рядом, шумно отдуваясь и качая головой.
Пес медленно приподнялся, наклонил голову и принялся слизывать с тротуара яичный желток.
Обернувшись к Ванессе, я чуть не вскрикнула: на ее холодном бледном лице была написана ярость. И тотчас застыла, словно льдинка, под ее пристальным взглядом. По спине побежали мурашки. Опомнившись, я схватила Коула за руку и потянула прочь. В это время Ванесса шагнула к нам. Подол ее длинного черного платья касался тротуара. Она приблизила к Коулу тонкий палец с черным ногтем, а затем указала на меня и прошептала:
— Цыпа-цыпа!
8
Черные от помады губы Ванессы растянулись в довольной усмешке.
— Цыпа-цыпа!
Я ахнула, словно получила пощечину. Улица покачнулась у меня перед глазами, голова закружилась.
Что это означает? Почему она так сказала?
Но спросить мы с Коулом не решились. Стуча подошвами по тротуару, мы сорвались с места. Я успела лишь заметить, что старый пес по-прежнему слизывает желток с тротуара, а на лице Ванессы играет коварная усмешка.
Мы с Коулом свернули за угол, пронеслись мимо почты и химчистки и устремились к нашему дому. Мы не оглядывались. Только оказавшись в кухне, я наконец перевела дух и упала на табурет, Коул бросился к раковине, открыл холодную воду и начал умываться. Мы оба тяжело отдувались, не говоря ни слова. Я стерла со лба пот, подошла к холодильнику и вынула бутылку минеральной воды, поднесла ее к губам и глотнула.
— Надо было остаться…
— Что? — Коул обернулся. Вода струйками стекала по его раскрасневшемуся липу и капала на рубашку.
— Надо было остаться и помочь Ванессе собрать покупки.
Еще чего! — возмутился Коул. — Она сумасшедшая! Ты видела, какое у нее было лицо?
Но ей же теперь придется покупать все заново.
Ну и что? Это вышло случайно, — возразил Коул. — С кем не бывает! А она… я думал, она набросится на нас с кулаками!
Я потерлась лбом о прохладную бутылку.
— Ты помнишь, что она сказала? — размышляла я вслух. — Какие странные слова!
Коул скорчил гримасу и указал на меня пальцем, а затем, передразнивая Ванессу, произнес:
Цыпа-цыпа!
Прекрати! Коул, тебе давно пора остановиться. Мне страшно…
Цыпа-цыпа! — не унимался мой брат.
Хватит! — взмолилась я и смяла в ладони бутылку. — Чертовщина какая-то… Почему она так сказала? Зачем?
Может, спятила? — предположил Коул.
Нет. Она не сумасшедшая, она злая. — Словно защищаясь от грядущей беды, я обхватила себя руками за плечи. — У меня такое чувство, будто скоро с нами произойдет что-то ужасное.
Коул криво усмехнулся.
— Что может с нами случиться, Кристал?
9
— Ты купила подарок для Люси-Энн? — спросила мама за ужином.
Я прожевала спагетти.
— Еще нет.
Мама удивленно подняла брови.
Я думала, ты ходила в город за компакт-диском для нее.
Передай мне пармезан, — перебил папа. До сих пор он ел молча. Должно быть, у него выдался скверный день.
Ничего не понимаю… — продолжала мама. — Чем же ты занималась после уроков, Кристал?
Ничем, мама. — Я вздохнула. — Может, поговорим о чем-нибудь другом?
У тебя весь подбородок в соусе, — вмешался Коул.
Я скорчила гримасу.
— Спасибо за внимание. С кем поведешься — от того и наберешься.
Коул показал мне язык с прилипшей к нему половинкой тефтели. Достойный ответ.
Я забыл спросить, как прошла тренировка, — вдруг спохватился папа.
Давай лучше не будем об этом, — попросила я.
Мама отложила вилку и сдула со лба волосы.
— Да что это с тобой сегодня?
Я уставилась в тарелку и призналась:
— Тренировка прошла неудачно. Тренер Клей дала мне шанс, а я играла… хуже некуда.
— Значит, есть над чем поработать, — вставил Коул.
— Коул, помолчи, — прервала мама.
— А я ушиб палец! — захныкал он.
Об этом потом. — Мама повернулась ко мне. — Так, значит, ты играла неважно?
Я… споткнулась и упала, когда вела мяч. Дважды, — призналась я. — И ни разу не попала в кольцо. Мяч его даже не задевал…
Может, в следующий раз… — начал папа.
Это был мой единственный шанс пробиться в основную команду! А я его упустила! Я валилась с ног от усталости, к тому же не выспалась и…
Но ты по-прежнему запасной игрок, — мягко напомнила мама. — Когда-нибудь у тебя все получится.
На завтра у вас назначена тренировка? — спросил папа, подкладывая себе еще салата.
Я покачала головой.
Нет, завтра днем репетиция хора. Кстати, и у Коула тоже. Через месяц мы будем участвовать в концерте для выпускников школы.
Я буду дважды солировать, — похвастался Коул. — Я единственный в хоре пятиклассник!
— Нашел чем хвалиться, — фыркнула я.
Мама перевела взгляд на руку Коула.
Где ты ушиб палец? — спросила она.
Нигде. Мне просто захотелось что-нибудь сказать.
Миссис Меллон, учительница музыки, — миниатюрная, похожая на птичку женщина. Она всегда носит серые свитера с серыми юбками или брюками, ее сероватые волосы торчат во все стороны, как перышки, нос остренький, как у воробушка. А иногда она напоминает мне цикаду. Нас, хористов, она называет