The Intel. Как Роберт Нойс, Гордон Мур и Энди Гроув создали самую влиятельную компанию в мире - читать онлайн книгу. Автор: Марк Мэлоун cтр.№ 30

Однокурсник Бад Уилон, который позже станет техническим руководителем CIA, был настолько впечатлен талантом Нойса – и контрастом с ним его жалкого жилища, – что без ведома Боба лично пошел к профессору Слейтеру и попросил место ассистента кафедры для своего однокурсника. Боб никогда бы не сделал этого из-за своей гордости. Слейтер отослал Уилона куда подальше, сказав, что это не его дело. Однако несколько недель спустя Нойс был поражен тем, что получил дополнительную стипендию в размере 240 долларов, которая помогала ему весь следующий год.

Теперь Боб Нойс снова, как это было в средней школе и колледже, вышел на университетскую авансцену: элегантный, учтивый и остроумный. Его группа обучения, легко узнаваемая благодаря горящей сигарете в учебном помещении, быстро стала центром внимания. Теперь, с новым грантом, он мог переехать в здание университета (вместо того, чтобы каждый день ездить из дома/домой в предрассветные и ночные часы) и стал еще более известен. Скоро он стал ходить на вечеринки и танцы и даже организовал веселую вечеринку (без свиней в Кембридже), которая стала известна благодаря тому, что никто из физиков и химиков не знал, как вскрыть бочонок, так что они его просверлили, а результатом был взрывной фонтан пива.

Достаточно скоро, теперь оснащенный знаниями, Боб стал искать новые задачи. Он прошел пробу и выиграл место баритона в бостонском Chorus Pro Musica, одной из национальных лидирующих хоровых групп. Вскоре он стал по очереди встречаться практически с каждой привлекательной девушкой в хоре. И они с удовольствием отвечали взаимностью. Боб также вернулся к плаванию – и, согласно отзывам девушек того времени, выглядел как бодибилдер. В течение этих лет, пока его товарищи с завистью на это смотрели, он прошел через целое множество подруг, хотя ни одни отношения долго не длились.

К концу первого года аспирантуры Боб снова начал демонстрировать сверхчеловеческую энергичность, которую, казалось, невозможно поддерживать. Но в этот раз он не потерпел неудачу. Напротив, он продолжал этот темп. Он вернулся к игрушечному авиаконструктору, затем стал интересоваться астрономией (или, точнее, созданием зеркальных телескопов); затем попытался заняться живописью, достаточно убедительно склонив молодую девушку побыть для него моделью в нижнем белье. Он попытался добиться поездки по обмену во Францию, добился ее, а затем отказался.

Возможно, самым значительным было то, что при его загруженном графике Нойс умудрялся продолжать играть, исполняя роли в нескольких мюзиклах, – и, будучи Бобом Нойсом, достаточно скоро получил главную роль. Его брат Гейлорд пришел на это выступление и был поражен, смотря на своего младшего брата. И как он впоследствии говорил Берлин, природная уверенность в себе и харизма в большей степени, чем какой-то определенный талант, помогли ему «выдать себя за знающего» исполнителя. «Его голос не был особенным или точным, но он был на сцене и пел главную роль». [58]

Эта уверенность не терялась на кастинге или среди членов команды. И во время одного из этих выступлений в Университете им. Тафтса он поймал взгляд дизайнера по костюмам – робкой хрупкой блондинки по имени Бетти Боттомли, с такой же энергией, как у Боба Нойса, и с еще более невероятным остроумием. Друзья сравнивали ее с Дороти Паркер за это остроумие и мудрствование Восточного берега; большинство приятелей пугал ее ум. Всегда предпочитая мозги красоте и никогда подолгу не интересуясь какой-либо женщиной, если она интеллектуально с ним не конкурирует, Боб Нойс влюбился по уши.

Но сначала ему нужно было получить докторскую степень. В то лето, в конце первого года обучения Боба, профессор Грант Гейл получил новое письмо из МТИ. Оно гласило:

«Мистер Нойс был выдающимся студентом во всех отношениях… Мы настолько впечатлены его потенциалом, что номинировали его на членство в Shell Fellowship в следующем академическом году, и он его получил.

Вас следует поздравить с безупречным обучением, которое он получил, и мы ждем выдающихся достижений от мистера Нойса». [59]

Гейл заботливо хранил это письмо в течение всей своей оставшейся жизни.

Боб был именно там, где желал быть. Деньги с гранта, 1200 долларов, заплаченные за следующий академический год, и вероятная работа научного сотрудника должны помочь с обучением. Он писал своим родителям: «Когда я пришел сюда этой осенью, я надеялся, что что-то подобное может сработать. Кажется, мой оптимизм был оправдан». [60]

В течение всего лета 1950 года Боб работал в Бостоне – в Sylvania, компании, которая однажды будет по соседству в Кремниевой долине. Он прошел устный экзамен в следующем мае. После этого он получил работу консультанта в оптической компании, прослушал в Гарварде курс, которого не было в МТИ, и стал научным сотрудником, изучающим электронно-лучевые трубки в лаборатории физической электроники МТИ. Но в основном его внимание было сфокусировано на поиске наставника и начале работы над докторской диссертацией.

Он выбрал Ноттингема, в основном потому, что хотел естественно-научного ученого-практика, а не теоретика, и занялся работой, которая станет называться «Светоэлектрическое исследование поверхностных состояний изоляторов» – главная проблема физики новых транзисторов Bell Labs, которые теперь вот-вот вырвутся на всеобщее обозрение. Это окажется сложным испытанием, так как тестовые материалы должны были быть нагреты до 1000 градусов по Фаренгейту, что часто приводило к взрывам испытательной аппаратуры. Но Нойс был не из тех, кто терпит поражение; он достигал и сохранял измеримые и воспроизводимые результаты.

Но не все сводилось к работе. Ноттингем, охотник, проводил многие зимы в своем лыжном домике в Нью-Хэмпшире и часто приглашал своих выпускников встретиться скорее там, чем в университете. Нойс, выросший в степи, не упускал возможности научиться кататься на лыжах. Как это было с прыжками в воду, он так быстро приноровился, что никто не мог вспомнить, когда он этому научился, – казалось, он начал кататься на лыжах сразу после того, как надел их впервые. Это быстро стало его страстью – до такой степени, что он вскоре выработал для себя правило: «нет диссертации, нет лыж», чтобы не отвлекаться от своего основного занятия.

Опять же, как это было с планером и плаванием, Боб быстро взлетел и начал учиться прыгать с лыжного трамплина.

На этот раз результат не был таким впечатляющим: он жестко приземлился и получил спиральный перелом правой руки. Этот перелом был так болезнен и опасен – зажатый нерв, потенциальный тромб, – что он стремглав понесся в Дартмутский колледж, где доктора удалили отломок кости и сделали вытяжение руки на две недели. Прошло почти два месяца, прежде чем Боб достаточно восстановился для того, чтобы вернуться к своим экспериментам в МТИ, а рука будет беспокоить его до конца его дней.

Он закончил диссертацию к середине 1953 года. Как он позже скажет, этот эксперимент был если не полным провалом, то, по крайней мере, не приводящим к определенным результатам. Он так и не нашел поверхностных явлений, но неясно, не было их вообще или Боб не обладал достаточными экспериментальными навыками. Он утешал себя тем знанием, что во время работы он сделал значительный вклад в общее понимание оксида магния. Но это не было тем триумфом, на который он надеялся.