Московское Время - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Быков cтр.№ 26

И впала в забытье.

Понарин тут же позвал медсестру. Все засуетились, его выпроводили в коридор. Через час он узнал от доктора, что хотя сердце и удалось «запустить», состояние её тяжелое.

Через неделю, когда Понарин уже был в Москве, Екатерина Егоровна Кошелева скончалась.

Понарину казалось символичным, что судьба Осоргина и его судьба, скромного биографа этого замечательного человека, оказались связаны с одним и тем же местом на Земле – неприметным провинциальным городком.

Именно из Судокты привез Понарин в Москву молодую жену по имени Лена.

Понарин долго потом удивлялся самому себе. Чтобы он, да женился! К тому же зная девушку каких-нибудь пару месяцев!

Но что было делать?.. Его непреодолимо тянуло к Лене, отчего он каждую неделю ездил в Судокту на выходные. И так – до окончания того чудесного лета, решительно изменившего его жизнь и основавшегося в памяти теплым островком радости.

Удивляется Понарин и теперь. Тому, что по-прежнему очарован Леной, хоть и прошло уже три года. Оказалась она заботливой, любящей и умной тем особенным женским умом, когда – в меру интереса к делам мужа, когда он – всему голова, когда он несвободен лишь от своей привязанности к ней, а она – так и не раскрытая до конца тайна.

Два года назад дочка у них родилась, Машенька. Понарину было видно уже сейчас, что станет она такой же красавицей, как и её мать.

Процветал Понарин и на профессиональном поприще: сделанное им открытие принесло ему признание коллег и обеспечило карьерный рост. Был он уже доктором наук, зав. кафедрой и профессором. А лет-то всего тридцать пять. Чего уж тут Бога гневить!

Понарин, в отличие от большинства благополучных людей, таковым себя осознавал.

– Завтра, Алён, летим на Суматру: я недельный отпуск взял, – сообщил, улыбаясь, Понарин.

Лена обрадовалась:

– Здорово! Только я не помню: мы там раньше были?

– Конечно, два года назад.

– Мы с тобой только на Луне ещё не были. Хотя… Сидорцовы вон уже слетали.

– Да модничание это всё! Что там хорошего? Пыль да камни. А на Суматре – море, солнце – рай! И это при нашей-то «расчудесной» погоде.

Оба посмотрели в окно. В половину его тяжело висело ноябрьское небо, ниже чернели верхушки голых деревьев.

– Ты как всегда прав… – Лена благодарно обняла Понарина. В шею мягко толкнулось её дыхание и разбежалось под ухом холодком. – Машеньку с няней оставим? Или твою маму позовём?

– Как ты решишь, – тая, ответил Понарин.

– Тогда с няней.

Внезапно она откинула голову и со смеющимися глазами воскликнула:

– Олежек! Но для Суматры мне совершенно нечего надеть!

– Поехали, купим что-нибудь, – просто сказал Понарин, демонстрируя скромность щедрого мужа.

– А тебе утром посылку принесли, – крикнула Лена из другой комнаты, переодеваясь.

Посылка лежала на столе в его кабинете. Понарин издали взглянул на неё, но открыл только вечером, когда они с Леной вернулись домой.

Посылка была из Судокты. Внутри лежали тетрадь и письмо от подпоручика Тунцова. Тот сообщал, что тетрадь эту Кошелева перед смертью велела передать Понарину, но он, засунув её в спешке в дальний угол, о поручении забыл. Теперь вот он наткнулся на тетрадь и с извинениями высылает её по назначению. Также он передает привет Елене Александровне и их дочке, между прочим, будучи уже штабс-капитаном.

Понарин раскрыл тетрадь. Это был дневник Осоргина.

2 июля

Судокта… Долго не мог запомнить это слово. Даже в блокнот его записал. И угораздило же меня пообещать Иволгину лично передать его посылку. А, с другой стороны, почему бы для хорошего человека не сделать доброго дела? Всё-таки он мне здорово помог тогда – когда я начинающим поэтом пришел к нему в студию. Потом было всё – и дружба, и общее дело, и проводы его на ПМЖ в Америку. Теперь вот свиделись. Совсем старик. Давно не пишет, пьет. И что они все так рвались в эту Америку? И он, и Колосов, и Струнин, и другие многие, о которых теперь ничего не слышно – сгинули! «Поехали, – говорю, – Павел Викторович, назад, в Россию, вон у тебя сестра в Судокте живет, да и я помогу». «Нет, – отвечает, – с какими глазами я вернусь. Неудачливый ловец счастья…» Жаль его. И, конечно же, в Судокту я поеду. Кстати, где-то в тех краях Лора обитает. Может заехать? Впрочем, нет. Что было – то прошло.

12 июля

Я в Судокте. Она – тихая, вся в зелени, то ли городок, то ли дачный посёлок. Живу в гостинице, которая, конечно же, называется отелем. Приехал на денёк, но – застрял…

Сестра Павла – Наталья Викторовна – скончалась два года назад, поэтому посылку пришлось вручать племяннице Иволгина.

– Что же вы, Катенька, дяде ничего не сообщили?

– А я и не знала, где он, что он – мама мне ничего не рассказывала.

Катя очень хороша собой, при том, что черты её лица, не отличаясь мягкостью, придают ему строгое, даже высокомерное выражение. Но и делают его по-особенному красивым. В общении же она приветлива, часто улыбается, у неё модный пирсинг в ноздре в виде золотого шарика – всё это чудесно оживляет ее холодноватую красоту.

И что она делает в Судокте? Пропадает… Хотел написать «девка», да рука не повернулась. Она высокого роста, с волнующим телом – как у богинь на иллюстрациях к «Мифам древней Греции».

Катя познакомила меня со своей лучшей подругой Аней, которая, как бы в противоположность ей, ничем не примечательна. Только глаза большие.

Стоит ли говорить, с каким восхищением относятся ко мне эти девочки? Ведь с моим именем связано множество перемен в стране. Это так. Но, боже мой, кто бы знал, как было всё на самом деле в тот день-9 июня?!

Собственно, началось всё 7 июня с получения мной гонорара за сборник стихов. Двое суток кочевал я по ресторанам. Одни друзья исчезали, другие появлялись. Утром 9 июня проснулся без денег и с жуткой головной болью на квартире у писателя Борьки Мурзина. Заявился я к нему во втором часу ночи с бутылкой коньяка и, по выражению Борьки, в состоянии прострации. Мурзин уложил меня спать на кухонном диванчике, и проспал бы я, наверное, целые сутки. Но Борис был также приглашен на то злосчастное совещание. Поэтому утром, наскоро умывшись и выпив пару рюмок принесенного ночью коньяка (но головная боль не прошла!), отправился я с Мурзиным в Кремль. Дальше всё было именно так, как описывалось много раз. И только один я знаю, что ни при чем здесь ни «мужество», ни «смелая гражданская позиция», – одна только головная боль. Я зверею от неё. А тут ещё Канцлер со своим ушатом помоев. Вот я и послал его… Сейчас предпочитают скромно писать: «употребил идиоматическое выражение», а раньше цитировали без стеснения: «Идите вы в ж…, господин Канцлер!» Кстати, как только за дверями меня подхватили под белые рученьки, головная боль сразу прошла. Ох и казнился я потом, сидя в одиночке!.. А теперь что ж… Надо соответствовать. Хоть я и стараюсь не распространяться о своём «героическом прошлом», всё же иногда кое-что проскальзывает, и тогда я вижу, как загораются глаза у этих девчонок.