Банда профессора Перри Хименса - читать онлайн книгу. Автор: А. Вороной cтр.№ 65

«Осень вкусно, господа! Осень вкусно!» — и запихивал себе в рот чуть ли не целого такого червя.

Ему же, Грею Хименсу, после китайского кушанья сделалось плохо, и он два дня провалялся в номере, не выходя из гостиницы. Пил слабительное, очищал желудок от «осень вкусной пищи».

А напарник, Джон Тэнди, так и не объявился. И тот мог чего‑то экзотического обожраться, смеялся Грей, глядя в зеркало на свое осунувшееся лицо. А ведь сколько здесь мексиканцев, греков, корейцев, иранцев, итальянцев? — Он ужаснулся. И у многих из них есть шикарные яхты, свои повара на них. И если все будут меня угощать своей национальной едой, то мне отсюда живым не выбраться.

И он сделал перерыв в посещении яхт. Держался уже от них подальше. Загорал на пляже и все щелкал фотоаппаратом, изображая из себя заядлого репортера. И один раз ему посчастливилось снять полуголую Дороти Колкон, восходящую кинозвезду. Та совершенно случайно, как это и бывает у женщин, высунулась, в чем мама родила, из раздевалки. И он успел ее щелкнуть. Вода в проливе еще не успела остыть, но купающихся было все же маловато. Летний сезон отпусков уже прошел. И те, что резвились в море, далеко не заплывали.

Он отослал пленку в Нью‑Йорк редактору Чарльзу Банбруку, и уже на следующий день во многих газетах запестрел этот снимок.

Кинозвезда на Грея не обиделась, а даже наоборот, завидев его с «Никоном» на груди, старалась устроить маленький скандальчик, дебошик, если не здесь, на пляже, то где‑нибудь в баре, в ресторане.

Реклама — двигатель торговли, говорят бизнесмены. Но она же и двигатель успеха, говорят дельцы и все те, кто связан хоть каким‑то образом с музыкой, театром, кино. И скандальная реклама, наверно, считается самой популярной среди американского обывателя. Особенно негодуют их сварливые женушки. Те думают, что вот теперь эта заносчивая красотка сойдет с экрана, как уже вечерняя звезда и тоже примется, наконец, за хозяйство, за домашние хлопоты. Но выходит новый фильм с ее участием, и успех был вновь обеспечен. Все спешили посмотреть последний фильм с этой кинозвездой. И так продолжалось до тех пор, пока виновница скандала не становилась настоящей актрисой, или пока она не надоедала продюсеру или режиссеру.

В свободное от Дороти время он опять начал прохаживаться вдоль берега, опять начал снимать яхты. На некоторые его приглашали подняться, угощали коктейлями и разными кушаньями, и все приготовленное в каком‑нибудь национальном кулинарном стиле. Он ел, снимал красоток, страдал, пил в номере слабительное, но все его поиски были практически безрезультатны. Ни одной ниточки, за которую следовало бы потянуть, не попадалось. Из разговора прислуги отеля он узнал, что мистер, который выпал у них из окна, был тогда хорошо подвыпившим, что он водил с кем‑то знакомства, часто они буянили в номере. А кто и не буянит здесь, уехав подальше от жены, от повседневных забот?…

И лишь на седьмой день он как‑то случайно услышал от одного матроса, что в двухстах милях от берега можно часто встретить яхту «Кристину». Он не придал этим словам большого значения, но так, чисто машинально, установил, что эта яхта принадлежит владельцу бара «Секко», некоторому мистеру Филлипу Клангу. Еще он узнал, что на этой яхте любит отдыхать дня два‑три наведывающийся сюда изредка по своим делам Вито Фелуччи.

Но и это никакого повода для подозрений не давало. Многие дельцы, как только выпадет свободный денек, спешили в Майами, подышать морским целительным воздухом. И он уже начал забывать об этом, как название этой яхты опять всплыло в пляжной трескотне мисс Дороти. Та что‑то рассказывала, — вертя его «Никон» во все стороны, то, направляя его чуть ли не в глаз Грею и щелкая затвором, то на ползущую по песку муху и снова щелкая, — как они катались на яхте «Кристина», как им было там весело, какой приятный ее владелец мистер Кланг, и как он их развлекал, подманив чем‑то к самой яхте двух небольших китов; они бросали им конфеты, а те вытворяли смешные штуки, забавно ныряли и как дрессированные собачки плавали по кругу. Он никак не мог вклиниться в болтовню Дороги, все почему‑то думалось, куда же запропастился его напарник, молоденький «Шерлок Холмс», где он прячется в засаде, и еще что‑то в речи этой болтушки было не совсем верным. Что же не понравилось ему?… А, да, вот что — «киты плавали, как дрессированные собачки». Никогда не видел, как плавают дрессированные собачки.

Еще вчера он крутился возле этой яхты, — та стояла в самом конце причала, что‑то сломалось, и производили несложный ремонт, — ну и тоже снимал ее, и тоже ему что‑то кричали приветливое с палубы.

На другой день он уже собирался наведаться на эту яхту, как почувствовал себя плохо: опять, видимо, что‑то непривычное для себя съел. Пришлось даже вызвать в номер доктора. И тот, осмотрев его, покачал головой и сказал, что мистер Грей не бережет себя, что следует с недельку, а то и две, полежать в постели и перейти на диету. Диету он закажет сам внизу, в ресторане, и ему не нужно туда спускаться. Все будут приносить в номер.

Он отправил пленки в Нью‑Йорк, переговорил по тевиду с Банбруком, попросил некоторые снимки показать профессору Хименсу, особенно те, где заснята красотка «К», и если тот найдет, что некоторые черты ему хорошо знакомы, то дайте мне телеграмму со словами «да, наши». И, кажется, старик его понял, так как почти ничего не переспросил.

А пока он решил перечитать некоторых классиков литературы да посмотреть на скитания того парня, сотрудника отца. «И ему сейчас приходится есть черт знает что», — усмехнулся Грей.

Шел восьмой день пребывания его под силовым колпаком номер два. И он не мог этому не радоваться, так как был жив, был способен двигаться, сопротивляться, идти дальше. Позади осталось уже более 500 километров водного пути Амазонки. Их, эти сотни километров, Дик Ричардсон преодолел относительно легко. Кроме тех неприятностей, секунд волнений, что он пережил у водопада, ничего серьезного больше не было. Но теперь, полеживая беззаботно на плоту, он уже не помышлял передавать людям «Дже» номер камеры хранения в аэропорту. Какой‑то суеверный подсознательный страх запрещал ему это делать на воде. Он даже боялся и думать об этих цифрах.

Дик все куда‑то торопился, все старался выгадать минуты, часы, все спешил как можно быстрее и дальше пройти на плотике по воде. И все, почти все эти дни он не останавливался на обед, не причаливал днем к берегу. И силы его уходили, и порой ему начинало казаться, что он сдохнет прямо на плоту с голоду, что он не дотянет до того места. А ему нужно было беречь силы. Они ему ой как пригодятся там, когда он сойдет на сушу у того места, когда он попытается преодолеть и вторую часть этого пути, более трудную, более выматывающую душу и нервы. Там уже будут настоящие джунгли, там уже, у того места, он познает по‑настоящему, что же это такое. Но и там, на суше, он, возможно, еще и попробует передать «Дже» оставшиеся неизвестными три последние цифры того кода.

Он подремывал на плоту, забравшись под навес шалаша, ногами чуть‑чуть подправляя руль. По ночам он спал плохо, недосыпал, голова уже от этого сделалась чужой, не своей, звон какой‑то стоял в ней, будто она превратилась в пустой котел и кто‑то бил по нему чем‑то твердым, деревянным.