– Шагайте вдоль берега.
Идти пришлось недалеко – их привели к землянке.
– Присмотри за ними, – приказал старшина бойцу, стоявшему у входа. А сам нырнул внутрь.
Послышались голоса, и почти тут же старшина появился вновь.
– Заходите.
В землянке горела коптилка, сделанная из снарядной гильзы. На пустом снарядном ящике сидел лейтенант.
– Кто такие? Документы есть?
Старлей и Виктор доложились по форме и протянули документы. Изучив их, лейтенант вернул книжки.
– Вынужден отправить вас в Особый отдел полка – приказ такой есть. Всех вышедших из окружения – на проверку.
– А мы ни в плену, ни в окружении не были! – вскипел комбат.
– Так вышли-то вы к нам с немецкой стороны… Перед нами частей Красной армии нет.
Крыть комбату было нечем, личное оружие отобрано.
До утра они просидели в траншее под приглядом караульного.
За ночь со стороны немцев вышли еще шесть человек, из них один – писарь из штаба дивизиона, комбат знал его в лицо.
Утром «окруженцев» под конвоем отвели к особисту. Усатый, с бритой головой капитан допросил всех и записал показания.
В «окруженцах» особист не усомнился и всех отправил на сборный пункт – в войсках остро не хватало личного состава и требовалось пополнение.
Сборный пункт располагался в здании бывшей школы и сейчас выглядел как растревоженный улей. Здесь были военнослужащие всех родов войск, кроме авиаторов – тех напрямую отправляли в летные части.
Виктор держался рядом с комбатом, и к ним же прилепился писарь дивизиона. Впрочем, его сразу пристроили к делу – оформлять документы, поскольку у него был каллиграфический почерк.
Для начала их накормили. Кухня работала весь день, поскольку бойцы на сборный пункт прибывали в течение всего дня. Они нуждались в еде, помывке – многие не мылись неделями, и почти все – в замене обмундирования, порванного и испачканного.
Только успели помыться, как объявили построение. На помывку едва теплой водой давали по малюсенькому кусочку хозяйственного мыла, но люди были рады и этому.
«Покупатели» – как называли среди бойцов представителей воинских частей – в первую очередь отбирали технических специалистов – танкистов, связистов, артиллеристов. Оставшихся забирали в пехоту, и за два-три дня состав сборного пункта обновлялся полностью.
Когда вперед выступил капитан с петлицами танковых войск, Виктор напрягся:
– Танкисты или самоходчики есть?
Комбат локтем толкнул Виктора.
– Так точно! – И сделал шаг вперед. В следующую секунду Виктор встал рядом.
– Фамилии?
Комбат назвал свою и Виктора.
– Встаньте за мной.
Вышедших из строя оказалось четверо.
Капитан расспросил их, кто на чем воевал, и, услышав о самоходке ЗИС-30, удивился:
– Не слыхал о такой! Вот что я вам скажу, бойцы. Воевать придется на трофейной технике, на танке «артштурм».
Виктор и Донцов переглянулись – ни один, ни другой о таком танке не слышали. Но дело в том, что самоходные артиллерийские установки у немцев числились за танковыми частями. Наши воины, захватив или подбив трофейные САУ, писали в донесениях: «Захвачен танк без башни». Поскольку никто из бойцов и командиров раньше с самоходками не сталкивался, никто из них соответственно не знал этого вида оружия. К тому же самоходчики у немцев носили униформу танкистов – короткие черные курточки.
Когда в наших частях появились первые отечественные самоходки, они были причислены к артиллеристам, и петлицы носили соответствующие.
– Неклюев, командир танковой роты, – представился капитан. Он ушел с документами в канцелярию сборного пункта, а комбат повернулся к Виктору.
– Ты на танках ездил? Опыт есть?
– Даже на броне не сидел.
– Ладно, разберемся, не боги горшки обжигают.
Капитан вскоре вернулся, раздал личные документы и подвел отобранных им людей к полуторке:
– Садитесь.
Ехали около часа по разбитым дорогам, а по прибытии в расположение роты бойцы увидели этот «артштурм». Это были уже знакомые самоходки на базе танков T-III и назывались они Sturmgeschutz III, или сокращенно – StuG III. На фронте бойцы называли их «штуками».
Основой этой самоходки служило шасси танка T-III, пушка 75-мм – короткоствольная, отличная оптика и хорошее бронирование: лоб корпуса – 50 мм, как у танка. Самоходки имели радиостанцию и боекомплект в 54 выстрела. Двигатель был бензиновый, в 300 лошадиных сил, и позволял двадцатидвухтонной машине развивать скорость сорок километров в час. Экипаж самоходки состоял из четырех человек.
Как наши войска, так и немецкие использовали трофейное вооружение. В Красной армии немецкая бронетехника появилась с первых месяцев войны. Например, весной 1942 года на Западном фронте было два батальона немецких танков, значившихся как отдельные батальоны литер Б. Были они на Волховском фронте – ими была укомплектована 3-я рота 107-го отдельного танкового полка 8-й армии.
А в 121-й бригаде были T-III, в 52-й танковой бригаде – T-IV, в 5-й гвардейской танковой бригаде – самоходки StuG III. Трофейная бронетехника гибла, получала значительные повреждения и становилась донором запчастей для других танков и самоходок, пополнялась в боях. Многие образцы ее смогли дожить до победного мая 1945 года. Но пик применения трофейной техники пришелся на 1942–1943 годы.
Была с «немцами» трудность – нехватка запчастей и технических жидкостей – масел, антифриза, бензина. Кресты на корпусе закрашивали, крупно рисовали звезды – в том числе на крыше боевой рубки, чтобы наши по ошибке не разбомбили.
Позже, когда наши заводы, эвакуированные в тыл, стали в полной мере обеспечивать войска своей техникой, острота проблемы снялась – хотя полностью от трофеев не отказались. С марта 1943 года на заводе № 37 на базе танков T-III и StuG III выпускались самоходки СУ-76И – на них устанавливалась другая рубка и отечественная пушка ЗИС-3.
Создание самоходки для ее главного конструктора С.А. Гинзбурга оказалось трагичным. Еще в середине сороковых годов он выезжал в Германию – с его участием вырабатывались требования и техпроект для создания StuG III, поскольку Красная армия собиралась их закупать. Потом командование РККА от этих планов отказалось, сочтя самоходки «недотанками». А когда с началом войны стала понятна и весома роль САУ, Гинзбургу поручили проектировать отечественную самоходку.
Подвела нехватка нужного по мощности двигателя, и как вынужденную меру на СУ-76 стали устанавливать параллельно два двигателя ГАЗ-202 по 70 лошадиных сил. Летом 1943 года дефекты силовой «спарки» проявились, и конструктора в наказание отправили на фронт, где он и погиб.