Сделав над собой усилие, Виктор поднялся и увидел – рядом с тягачом лежали тела расчета. Из всех номеров уцелел только он один.
Повернувшись всем корпусом, он увидел еще и то, что вторая самоходка была разбита. Батарея прекратила свое существование.
Он окинул взглядом поле боя. К траншеям ополчения прорвался один-единственный танк, и сейчас он утюжил окопы, давя бойцов. Вот из одного окопа вскинулась рука, и на моторное отделение танка упала, разбившись, бутылка с зажигательной смесью. Вспыхнул огонь.
Сначала танкисты не почувствовали пожара, но потом, во время разворота, двигатель заглох. Виктор этого не услышал, он увидел – гусеницы не вращаются, а из моторного отсека уже валит черный дым. Танк, многотонная железяка, в которой и гореть вроде бы нечему, сгорает за несколько минут. Немного промедли экипаж – и он сгорит вместе с машиной.
Люки распахнулись, и из танка стали выбираться танкисты. Но ополченцы не дали им спастись, прицельным огнем из винтовок они расстреляли всех.
Немецкая пехота, видя поражение танков и лишившись их поддержки, стала отступать. Из траншеи по ним не стреляли – слишком мало ополченцев осталось.
Понемногу звон в ушах прошел. Виктор озирался по сторонам, пытаясь понять, что ему делать. Пушки нет, расчет погиб… Идти в траншею? Или искать комбата? Жив ли он?
Покачиваясь, он направился к машине взвода управления – замаскированная, она стояла в лесу.
Комбат был здесь. С забинтованной головой, он сидел на подножке кабины и курил папиросу. Подняв голову на звук шагов, он увидел Виктора и удивился:
– Жив? А я уж подумал, что вся батарея полегла. Ты как?
– Контузило, отошел уже. Снарядом тягач и пушку разбило, думал – оглох.
Виктор уселся на землю – в голове была пустота.
Комбат встал с подножки:
– Пройду по позиции. Может быть, кто-нибудь из наших и остался жив…
Виктор так и остался сидеть. Сколько времени прошло, он не знал.
Комбат вернулся, покачал головой:
– Все убиты. Я документы собрал, у кого смог. От некоторых просто куски тел остались.
Отчитываться перед подчиненным было необязательно, но комбату хотелось выговориться. Он был морально раздавлен быстрой гибелью батареи и растерян. Связи с командованием нет, да если бы она и была – батарея как боевая единица перестала существовать.
– В штаб дивизиона идти надо, только где он сейчас? За трое суток, что связи нет, он мог передислоцироваться. Оружие есть?
Виктор похлопал по кобуре револьвера.
– Из такого только застрелиться. Иди найди себе автомат или винтовку.
Виктор направился к разбитым пушкам, потом в сторону ополченцев. Он видел винтовки с гнутыми стволами или с расщепленными осколками ложами. Наткнулся на убитого ночью диверсанта – из-под него выглядывал ствол автомата. Ополченцы должны были собрать оружие, но то ли не увидели, то ли побрезговали прикасаться к трупу…
Ухватившись за одежду, Виктор перевернул убитого и поднял автомат. Отщелкнул магазин – пуст. Но на поясе подсумок с двумя запасными. Виктор расстегнул на убитом пояс, снял подсумок и повесил на себя.
Автомат – оружие ближнего боя. Он создает высокую плотность огня и при внезапном столкновении с противником просто незаменим. Одно плохо – на триста метров, а то и ближе в цель не попадешь. Но все же он лучше, чем «наган».
Виктор вернулся в лес, к грузовику. Увидев в его руках автомат, комбат удовлетворенно кивнул.
– Я решил искать свой дивизион, – сказал он. – Идем.
– А что, грузовик не на ходу?
– Разве ты умеешь управлять машиной?
В предвоенные годы даже велосипед был неслыханной роскошью, а легковые машины имелись в автопарках райкомов ВКП(б) или исполкомов. В личном же владении – по пальцам руки пересчитать можно, в основном – творческой интеллигенции да при наемных водителях.
А для Виктора умение водить автомашину было делом обыденным, еще отец в детстве учил его ездить на «Москвиче».
– Дело простое, – ответил Виктор.
– Садись, попробуй, – комбат явно повеселел. На машине до штаба можно добраться быстро, да если еще штаб в другое место перебрался, поездить придется в поисках.
Виктор уселся за руль. Единственное, с чем он замешкался, – так это со стартером. Мотор не ключом запускался, как на современных машинах, а отдельной круглой педалью. Но он все-таки понял, завел мотор, прогрел его немного. Бак был заполнен бензином наполовину.
Комбат уселся на сиденье и положил автомат на колени.
– Трогай.
Маломощный мотор тянул ровно, но баранка была тяжелой, никакого гидроусилителя не было. И коробка передач переключалась с хрустом. На педаль тормоза приходилось давить изо всех сил. В общем – управлять грузовиком мог настоящий мужчина.
По грунтовке они выбрались к перекрестку.
– Куда?
Комбат сверился с картой:
– Давай направо.
Судьба отвела их от беды. Если бы они поехали прямо, наткнулись бы на заслон, а фактически – засаду из диверсантов. А левая дорога через пяток километров уже была захвачена немецкими мотоциклистами.
Пустой грузовик немилосердно трясло на ухабах разбитой грунтовки – не дорога, а направление. Сколько танков и другой техники прошло по ней за три месяца войны – не счесть. А еще приходилось объезжать воронки от снарядов и бомб.
Съехали по небольшому уклону, миновали небольшой бревенчатый мост, впереди – роща.
Комбат закричал:
– Стой! Там самоходки стоят, как у нас были. Только из нашей бригады.
Самоходки стояли на опушке и были хорошо замаскированы, но комбат разглядел знакомые неуклюжие силуэты.
Они подъехали. Комбат выпрыгнул из кабины, нашел командира батареи. Оказалось – пушки их дивизиона, фактически собранного из остатков разбитых батарей. Три самоходки – это было все, что осталось от дивизиона.
Узнав, где штаб, комбат поспешил к полуторке.
– Едем! Он в деревне, тут всего три километра.
Ехать действительно пришлось недалеко.
В деревне царила суматоха, бойцы выносили из изб ящики и грузили в машины.
Комбат успел в штаб в последние минуты – командование перемещалось дальше в тыл. Боеспособность дивизиона была утрачена, три самоходки оставили на танкоопасном направлении. А дивизион должен был отводиться в тыл, пополняться техникой и личным составом.
После коротких переговоров комбат уселся в кабину.
– Трогай за колонной.
Шесть грузовиков дивизиона уже начали движение, поднимая клубы пыли, и Виктор на полуторке пристроился за ними.