Скрежет на другом конце трубки стал пронзительным криком, словно вырвавшимся из глотки ликующей Горгоны. Калипсо положила руку на телефон, чтобы смягчить звук.
– Я люблю тебя, abuelo, – тихонько прошептала она, – береги себя.
Улисс ревел.
Изо всех сил тряс головой. Струйка слюны спустилась на его подбородок. На глазах пылали яростные слезы. Он тянул лицо вперед, показывая на шкаф.
Росита уже научилась понимать жесты мужа. Она устремила взгляд на антресоль.
– Там, наверху? – спросила она. – Ты хочешь, чтобы я поискала что-то там, наверху?
Он кивнул. Она пошла за стремянкой. Лицо Улисса искривило подобие улыбки.
Она поднялась на ступеньку, посмотрела на него. Он опять кивнул. Она поднялась на следующую ступеньку, потом еще и еще на одну.
– Ты в конце концов убьешь меня, – пробормотала она.
Он возбужденно тряхнул головой. Словно хотел сказать: кончай уже ломаться, лезь быстрее!
– Я знаю все, что ты думаешь, ты об этом частенько забываешь. Я теперь по каждой твоей реснице все твои мысли читаю.
Он вновь зарычал. Человек, не владеющий ни руками, ни ногами, лишенный языка, пришедший в состояние зверя.
– Как же я тебя любила и как же я смогла тебя простить! – вздохнула она и нащупала рукой сумку.
Облачко едкой пыли вылетело с антресолей, попало ей в рот, в нос, защипало в глазах. Она закашлялась, чихнула. Она сплюнула пыль, выругалась.
– Нет! Это сумка американки! Я не прикоснусь к ней! Ты хочешь уехать, да? Ты хочешь уехать?
Он выдвинул вперед подбородок, приказывая ей открыть красную нейлоновую сумку.
Она возмутилась, повернулась к нему. Теперь уже она кричала: «Нет! Даже не проси меня, я не стану этого делать».
Она вопила, он рычал, она плакала, он скрежетал. Она ни за что не желала спускать эту сумку.
Он сверлил ее огненным взглядом, и она с вызовом смотрела на него с высоты стремянки. «Ты сделаешь это, – приказывал он, – потому что я так хочу!» – «Никогда, – возражала она, – я и так много страдала из-за тебя». – «Я остался, я выбрал тебя, в чем ты меня упрекаешь?» – «Да, но какой ценой все получилось? И почему я должна за это постоянно расплачиваться?» – «Я хочу, чтобы ты это сделала», – корчась бездвижно, требовал он. «Неужели эта история будет преследовать меня всю жизнь?» – молила она, сопротивляясь из последних сил.
Странное зрелище являла собой эта дуэль двух стариков. Он в инвалидном кресле, парализованный, со скрюченными ногами, и он корчился, желая что-то сказать, что-то рычал, а она, тяжелая, грузная, стоящая на последней ступеньке стремянки, теребящая сумку из красного нейлона, отказывалась спускать ее вниз.
Они уже знали, кто победит, но не хотели слишком сдаваться, поскольку дух этой битвы был последней живой, горячей страстью, которая им осталась.
* * *
Она его видела! Она видела его!
Она припарковала машину за университетом. Разговаривала через стекло со студентом, который бежал за ней от улицы Пастера. Она пыталась въехать на паркинг, он постучал в окно. Она остановилась, открыла. Это было неудачное место и неудачное время, ей нужно было читать лекцию, но он очень просил его выслушать. «Садитесь, – сказала она, сгребая бумаги и книги с соседнего сиденья, сбрасывая их назад, на подстилку Дю Геклена, который недовольно заворчал. – Прости, дружище! У нас образовалась компания».
Падал мелкий дождь, пронизывая до костей, порывы ветра выворачивали наизнанку зонтики, гоняли по улицам бумажки и пакеты. Студент пригладил рукой волосы, дул на озябшие пальцы, на носу висела капля.
Его звали Жереми, а поговорить он хотел о своем дипломе. Увидев Дю Геклена, он сперва слегка отпрянул в испуге. Но потом сел на переднее сиденье, прижавшись к дверце, чтобы быть подальше от Дю Геклена. Парню было двадцать пять лет, плечи сгорблены, щеки в маленьких прыщиках, бритые виски. «Он, видимо, рано облысеет», – проскочила у Жозефины невольная мысль. Она тут же вспомнила Антуана: вот кто ужасно боялся, что у него выпадут волосы. Он утверждал, что есть три роковых возраста, способствующих облысению: двадцать, сорок и шестьдесят лет. Потом можно уже не волноваться. Он признавался ей, что облысение – проблема номер один для мужчин. Поважнее, чем любовь.
– Что случилось, Жереми?
– У меня не получается, мадам. Не получается.
Он писал свой диплом о развлечениях в средние века, о хорошем питании, праздниках, танцах, песнях, сексуальном наслаждении, контроле церкви, о практиках, которые считались развратными, а следовательно, сатанинскими. Он начал эту работу с удовольствием, самоуверенно и нахально развлекая читателя скабрезными анекдотами, муссировал тему сексуального страха, который внушала женщина и ее генитальный аппарат: «Он холодный, влажный, а матка испытывает странное наслаждение, напоминающее чувства змеи, которая в поисках тепла заползает спящему человеку в рот. Сексуальная мощь женщин внушает опасение. Избыток влажности в женском теле дает ей неограниченные способности к сексуальному акту. Она не может быть утолена, ее вожделение постоянно возобновляется. Говорят, кстати, что женщина – единственная самка в животном мире, которая желает сексуальных отношений после оплодотворения». Чувствовалось, что он наслаждается темой. Но, увы, он изрядно растерял свою самоуверенность перед лицом трудностей, которые появились на его пути.
Жозефина просмотрела его доклад. Слишком много анекдотов, никакого плана, явный недостаток знаний и стиля.
– Это набор слов. Вы теряете нить, поскольку у вас нет четко выраженной позиции. Когда вы рассказали все анекдоты, вам стало не о чем писать.
– Об этом я и хотел с вами поговорить.
– Ну, вы нашли не очень-то подходящее время, у меня через пять минут лекция!
– Ну пожалуйста, мадам Кортес!
Он посмотрел на нее грустными глазами бродячего пса с большой дороги. На шее у него были красные пятна, следы экземы, и он машинально почесывался, прикрывая при этом глаза, словно это доставляло ему удовольствие.
– Может быть, встретимся после лекции?
– Мы не сможем поговорить, будет столько народу…
– Ну тогда договоримся на следующий раз…
Она поискала в сумке еженедельник, нашла его и, поворачивая голову к молодому человеку, заметила красный минивэн, который был припаркован на стоянке. Минивэн с картинкой на левом боку. Почему эта машина привлекла ее внимание? Может быть, она подумала о том, что говорят о красных машинах: они чаще, чем другие, попадают в аварии? А может, ее заинтересовала картинка: голова охотничьей собаки? И где сейчас ее мобильный? Похоже, в сумке его нет. Она теряла его уже третий раз за две недели! И всегда находила почти что с сожалением. Как будто она не желала быть обнаруженной. Как будто хотела, чтобы все оставили ее в покое.