Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь - читать онлайн книгу. Автор: Сара Дюнан cтр.№ 106

Что он, Буркард, мог сделать со столь вопиющим тщеславием? Только садиться за свой рабочий стол и каждый вечер заносить в дневник все подробности происходящего, чтобы потомки поняли, что сам он не имел к сумасбродствам этой семьи ни малейшего отношения.

* * *

– Имола! Форли! Имола! Форли!

Из окон верхнего этажа своего белого дома недалеко от берега Тибра куртизанка Фьяметта де Мичелис наблюдала за тем, как первые повозки и вымпелы двинулись от площади Пьяцца-дель-Пополо вниз, через мост Святого Ангела и далее к Ватикану. С ее балкона открывался отличный вид, и она могла бы позволить другим составить ей компанию – предложений поступило достаточно, – но сидела сейчас одна, если не считать симпатичной серой птицы, примостившейся у нее на плече – голова склонена прямо к уху, а длинный вишневый хвост идеально оттенял золотой и черный цвета ее наряда.

– Фьяметта, Фьяметта! – кричала птица ей на ухо, раскачиваясь взад-вперед и крепче цепляясь лапками за мягкие подплечники платья. Женщина рассмеялась и зажала губами орешек, предлагая птице угоститься. Та аккуратно схватила его клювом и проглотила, затем вновь склонила голову и нежно, как молодой любовник, коснулась ее уха.

– Это птица с берегов Африки, – сказал Чезаре, когда привез ей птичку за несколько дней до своей поездки во Францию. – Когда подрастет, глаза ее пожелтеют, но хвост останется таким же: африканский попугай со спинкой в цветах Валентинуа. На случай если ты вдруг станешь забывать меня.

– Но ты вернешься женатым мужчиной, – поддразнила она его.

– И что это меняет? Только не держи его в спальне. Если он несколько раз услышит чье-то имя, то может повторить его, когда к тебе придет другой.

– Фро Валтинво, Валтинво… – пронзительно закричал попугай, стоило Чезаре снять колпачок с его головы. Фьяметта радостно захлопала в ладоши. Она давно привыкла не ждать от него никаких подарков и теперь была приятно удивлена.

Прошло пятнадцать месяцев, и серый цвет перьев стал более насыщенным, глаза сверкали, будто пшеничное поле на солнце, но, как и сказал Чезаре, красный хвост совсем не изменился. Словарный запас попугая стал таким же роскошным, как и его оперенье: теперь он мог назвать по имени папу римского и короля Франции, а также пробормотать несколько слов приветствия на латыни, когда, наслышавшись историй о ее профессионализме, к ней захаживал кардинал.

Последние несколько недель Фьяметта была занята тем, что учила его двум новым важным словам.

– Имола-а! Форли-и! Имола-а! Форли-и! – скандировал теперь попугай, растягивая последнюю гласную в пронзительном вопле в унисон с ревущей на улице толпой.

* * *

На южном конце моста Святого Ангела – менее чем на расстоянии брошенного камня от белого дома – располагалась таверна, с которой открывался еще более впечатляющий вид: через мост на замок Святого Ангела. За вымпелами на верхушках башен охрана ждала возле пушек команды выпустить в небо залпы, когда процессия появится на недавно отстроенной Виа Алессандрина – подарок папы римского самому себе к новому тысяча пятисотому году. Эта улица соединяла замок с собором Святого Петра.

Владелица таверны стояла и смотрела на мост, впервые за многие месяцы пустой, готовый принять парадный марш войск. Позади нее сновали слуги, поднося еду и вино толпе гостей. Ваноцца Каттанеи, может, и мать героя-завоевателя, но также и успешная деловая женщина, а сегодня выдалась отличная возможность подзаработать, ведь каждый дюйм смотровой площадки уже сдан в аренду тем, кто в состоянии за него заплатить.

Как бы ни сильна была боль Ваноццы после гибели сына, ее заслонили показные страдания его отца и последовавший за этим политический кризис. Лишенная возможности выплескивать горе публично, Ваноцца переживала его в себе; в те темные дни она обратилась к Богу и находила утешение в работе. Ведение дел на ферме и в таверне всегда приносило ей удовольствие, а теперь и наполняло жизнь смыслом. Год спустя, поцеловав на прощание Чезаре, она вложила деньги в два новых здания в восстанавливаемом к празднику районе города, обеспечив займы своей собственностью. Это рисковое предприятие хорошо встряхнуло ее. Собственные земли снабжали таверну едой и вином, а прошлое хозяйки не представляло секрета для останавливающихся у нее богатых паломников, так что новые отели были полностью заселены задолго до начала года, и она уже отдала половину займа. Может, это и не слишком большое достижение по сравнению с подвигами ее старшего сына, но оно принесло ей колоссальное удовлетворение.

Она могла бы наблюдать за сегодняшними торжествами из комнаты в замке: папа, обычно не баловавший ее вниманием, особенно когда он был поглощен своими делами, любезно прислал ей приглашение. Но она чувствовала себя куда счастливей в мире, который создала для себя сама. Она всегда была самодостаточной женщиной, и пусть Александр видел в своих детях черты Борджиа, он не мог бы не признать, если спросить его напрямик, что они унаследовали и ее целеустремленность и самоуверенность.

Дороги к мосту были полны людей. Толпу оттесняли войска, древки флагов сплетены вместе, образуя барьер. Здесь была представлена добрая половина религиозных движений Европы: черные францисканцы, белые цистерцианцы, серые доминиканцы, старые и молодые, многие накинули капюшоны, спасаясь от зимнего ветра. Она наблюдала за тем, как молодой человек – возможно, не старше Джоффре – с простоватым лицом и непокрытой остриженной головой по-немецки выговаривал солдатам за грубость, когда они толкнули какую-то женщину и она упала на землю. Он помог ей подняться, а затем исчез в толпе, что-то ожесточенно бубня себе под нос. «Так много людей, – думала она, – и каждый со своей историей, каждый следует собственной судьбе». Вдали послышались трубы. Пора открывать лучшее вино, которое она принесла из своих личных погребов. Более подходящего момента поднять бокал не представится. Ее сын возвращался домой.

Во дворце так много дрязг, старых и новых, так много зависти, что этот скандал просто не мог не произойти.

Франческо Капелло, посол Флоренции в Риме Август 1500 г.

Чезаре, прирожденный солдат, скучал по походной жизни, сидя в своих комнатах на верхнем этаже апартаментов Борджиа. Он легко раздражался, а настроение у него менялось чаще, чем погода. Сон не шел: то ли в спальне слишком жарко, то ли кровать чересчур мягка. Он затушил огонь, закутался в походный плащ и бросил матрац на пол. Теперь вся его жизнь заключалась в отправлении и получении писем: детальных ежедневных отчетов из Имолы и Форли, оставленных на попечение Рамиро де Ларка – нового губернатора, или посланий от французской армии, которая сейчас производила неистовый марш-бросок по землям Ломбардии и к Милану. Людовико Сфорца готов был вернуть себе свой город. Чезаре с Микелетто до поздней ночи обсуждали планы, пытаясь предугадать ход будущих сражений.

Тем временем слуги без конца приносили ему приглашения, и игнорировать их становилось все затруднительней. Но свободного времени у герцога было так мало…