Продажу патента на производство тоже пришлось оформлять достаточно долго. Но самым трудным оказалась продажа лаборатории. Иностранцы, даже такие знаменитые, как «Байер», без специального разрешения бизнес в Одессе купить не могли. Но мы вышли из положения. Я продал его российскому подданному, а уж он – начал оформление на «Байер».
Пришлось также делиться ноу-хау и обучать новый персонал. Да, весь! Все семейство Горобцов, работавшее у меня, в полном составе решило ехать туда, куда я собрался. Пусть даже и на дикий Север.
То же случилось и с Тищенко. Олега отпускать не хотели. Даже устроили мне небольшой скандал. Мол, в такой ответственный момент нельзя оставлять «электростанцию» без специалиста. Но Олег был нужен и мне.
Поэтому договорились, что он отработает у них до апреля, подготовит себе замену, а потом переберется ко мне.
Что было с «аспириновой темой» дальше, можно прочесть в моей официальной биографии. Капризы моды и небольшая эпидемия простуды сработали на «Байер». Спрос на аспирин перехлестнул все ожидания, даже самые оптимистичные. Так что вложенные средства они только за этот год окупили многократно.
Ну а я… Я получил нужные мне деньги. Пусть и не миллион, на который рассчитывал, но к имеющимся деньгам еще четверть миллиона мне точно займут…»
Одесса, 30 октября (12 ноября) 1897 года, суббота
– Простите, господин Воронцов, но я решительно не понимаю, почему я должен продавать вам завод за какие-то жалкие семьдесят пять тысяч. Предприятие устойчивое, за три года оно дало около сорока двух тысяч прибыли. Продукция проверена веками, пользуется устойчивым спросом. На таких производствах нормой дохода считается десять процентов в год. Так что – сто сорок тысяч и не рублем меньше!
– Ну, папа́! Я же вам говорила! – с упреком произнесла Натали. – Юрий Анатольевич знает, каковы наши дела, не хуже меня. И уж точно лучше вас!
А вот этого ей говорить не стоило. Господин Ухтомский, этот важный потомок Рюриковичей и родственник Гедимининовичей, и так корчился от того, что ему приходится с каким-то там мелким заводчиком разговаривать. Хотя ему договориться со мной было куда важнее, чем мне с ним. Ну, вот бывает так у людей. Сидит в убытках, с голым, извиняюсь, афедроном, и как выбраться – понятия не имеет… Но при этом гордо воротит нос от предлагаемой помощи, если ее «не так предлагают». Или «не те». Он меня и на порог дома не пустил бы, если бы Натали предварительную работу не провела. А теперь она ему вот так, в лоб, да при постороннем человеке, говорит, что он за делами не следит? Ну и что, что это правда? Тем обиднее!
– Что?! – задохнулся от возмущения Дмитрий Михайлович, полностью оправдав мои опасения.
– Позвольте, Дмитрий Михайлович, я объясню, откуда такая цена! – отвлек я на себя его внимание. В принципе я его понимал. Не дело это – родного отца перед чужими людьми позорить. Но и дать устроить им семейный скандал я не хотел. И за Натали неудобно, и дело совсем другого требует.
Дмитрий Михайлович оборачивался ко мне, что называется, «со скрипом», не торопясь. Потом несколько секунд мрачно обозревал меня. И лишь затем милостиво разрешил:
– Объясняйте, молодой человек!
Я не торопясь достал из внутреннего кармана блокнот, открыл на нужной странице и зачитал:
– Ваши доходы за три года действительно составили сорок одну тысячу семьсот сорок два рубля. Но из них по десять тысяч ежегодно составляла выплата вам разницы от стоимости древесины, выплачиваемая лесопилкой господина Беляева, расположенной неподалеку. Они за вас валят на вашем участке лес, хороший – берут себе. А вам в том же объеме поставляют обрезки, опилки и прочую некондицию. И доплачивают разницу в цене. Но этот бизнес вы продать мне не можете, так как разрешение на порубку леса – именное. Так что эти доходы не считаются. Из оставшихся денег в первый год вы получили шестнадцать тысяч дохода. Во второй – остались «при своих». В этом году у вас больше четырех тысяч убытка. Соль все дешевеет. И ничего с этим не поделаешь. Причина падения цен на соль – завоз из Британии. И он все нарастает. Так что, если судить от доходов, то ваш солевой завод имеет отрицательную цену! – Тут я поднял взгляд на него и мило улыбнулся.
– Гх-м… – шумно прочистил он горло, после чего дал волю давно прорывавшемуся сарказму: – И с чего ж вы тогда предлагаете мне такие деньги? Неужто от альтруизма?
– Нет! – честно ответил я. – Но поскольку я все равно собираюсь открыть завод, то есть построить пирс, склад, жилье для работников, контору, производственные помещения, оформить разрешения… В целом мне это, как и вам в свое время, обойдется… – тут я снова демонстративно посмотрел в блокнот, хоть и помнил на память, – около шестидесяти тысяч.
– А за что ж вы мне еще пятнадцать накинуть предлагаете?
– Во-первых, за экономию времени. На обустройство «с нуля» у меня уйдет лишний год. А я спешу.
– Хорошо, а во-вторых? – въедливо поинтересовался папенька моей ненаглядной.
– А во-вторых, за добрые отношения. Там край суровый, чуть что не так, красного петуха пустят[128] – и все вложенное пеплом пойдет. Так вот, мне нужно, чтобы вы свели меня с соседями. С другими солезаводчиками, кого знаете, с господами Беляевыми, что в том краю за хозяев числятся… Да и с самими Беляевыми помогли бы договориться, чтобы старый уговор работал. Мне-то все равно, что в топку пускать, а у вас ваши ежегодные десять тысяч при вас останутся.
Я помолчал, ожидая ответа, но его не последовало. Господин Ухтомский задумчиво жевал губами. Тогда я жестко добавил:
– Вам же этих денег хватит и с кредитом по заводу рассчитаться, и векселя ваши, что ваш приятель Лисичянский зачем-то скупает, выкупить. А там, еще раз перезаложив дом, сможете и вовсе с ним рассчитаться.
– А с чего я новому займодателю платить буду, милостивый государь? – колюче спросил Дмитрий Михайлович.
– А вот об этом я и хотел с вами переговорить. Есть у меня к вам еще одно предложение…
Из мемуаров Воронцова-Американца
«…Остаток года мы все провели в хлопотах. Дмитрий Михайлович, принявший мое предложение, занялся организацией «Союза солеваров Белого моря».
Он съездил к Энгельгардту[129], бывшему тогда губернатором Архангельской губернии[130]. На приеме у Александра Платоновича Ухтомский много распинался о том, как важен прогресс. Правда, тут же не менее ярко говорил и о том, как важно хранить вековые традиции. Когда у губернатора уже совсем пошла кругом голова от непонимания, что же именно ему хотят сказать, посетитель перешел к простым и доходчивым тезисам. Во-первых, солеварение являлось старинным производством на Белом море, и терять его нельзя. Во-вторых, без прогрессивных технологий себестоимость соли до конкурентоспособных величин не снизить. Ну а в-третьих, есть такой замечательный господин Воронцов, который готов выдать солеварам оборудование, снижающее себестоимость раза в полтора. В лизинг[131]. И так же готов заключить с ними договор на приобретение у них определенного количества соли по фиксированной цене, что позволит им продолжить занятие предков, ни о чем более не беспокоясь.